Сюжет, когда родитель отказывается от ребёнка, а тот ему после за то мстит, известен с античных времён. Рассказан он может быть не явно, но и с вольными допущениями. Чего стоят истории, где отцу предсказывается гибель от рук сына, вследствие чего не допускается рождение детей или сыновья непременно оказываются должными быть убиты. Сумароков не настолько жесток по отношению к подрастающему поколению, более негативно он смотрит именно на родителей, должных принять справедливую кару. Отцы всегда страдали ранее, не избежать им таковой участи и в комедии “Опекун”.
Предлагаемое Сумароковым повествование кажется запутанным. Действующие лица до конца не будут знать, кому какая судьба предстоит. Даже виновные не подозревают, насколько они близки к гибели. Тем интереснее внимать происходящему на сцене. Не сказать, чтобы Сумароков поднимал острые социальные проблемы, но отразить современные реалии у него получилось. Да и не надо быть особенно талантливым писателем, чтобы правдиво рассказать о происходящем вокруг тебя.
Главный виновник имеет говорящее имя – Чужехват. Надо сразу понимать, он любит брать чужое и не отдавать его. Нет нужды раскрывать, чем именно он завладел, дабы не отвлекать зрителя или читателя от внимания происходящему на его глазах действию. Либо имеет смысл об этом рассказать, так как, зная о сём обстоятельстве, многое в сюжете станет понятным сразу. Впрочем, ежели автор держит это втайне от всех, включая действующих лиц, то пусть так оно и остаётся.
Действие “Опекуна” начинается с того, что слуга желает покинуть хозяйский дом. Он многое прежде терпел, но вынести кражу дорого его сердцу имущества он принять не может. Ему весьма обидно терять связь с прошлым, оставшись в итоге без всего, в чём заключались его чаяния. Кроме того, на его ухаживания не отвечает другая служанка, по происхождению являющаяся дворянкой. В таком окружении просто невыносимо продолжать жить.
Впоследствии окажется, что злого умысла в краже не было, причина заключалась в любопытстве ещё одного действующего лица, решившего разобраться, чем же мила слуге та вещь, судя по всему, не должная иметь к нему отношения. Дабы слуга не серчал, ему предлагается другая равноценная вещь. Но тот, разумеется, будет отказываться, поскольку его человеческое достоинство стоит выше суеты, не позволяя ему разменивать ценные сердцу вещи на сердцу бесценные. Вот тут-то Сумароков и раскрыл тайну украденной вещи, дабы далее наполнять действие дополнительными деталями.
Обиженному слуге, помимо украденной вещи, предлагался путь в дворяне, начинающийся с подьячего и заканчивающийся чином регистратора, вполне себе дворянского. Видимо, тут имеется сарказм Сумарокова, объясняющий, как легко стало добиваться придворного звания, с рождения к оному не имея отношения.
Отдельно от основной сюжетной линии описывается поведение Чужехвата, считающего, что все вопросы решаются с помощью денег. Даже любовь можно купить, достаточно предложить объекту любви требуемую им сумму. И как же Чужехват удивляется, когда получает отказ. Сей делец не понимает, какое значение имеют человеческие чувства, кои в действительности купить нельзя. Он же удручён необходимостью молиться Богу, вполне принимая и осознавая его реальность, как и смиряясь испытывать адовы мучения, поскольку достаточно нагрешил при жизни.
Помимо чувств, нельзя купить ещё одно. Речь о законе. Если совершил нарушение, то не сумеешь откупиться. Сумароков был в том уверен, поэтому обеспечил для Чухежвата приближение последних его дней. Суд будет суров и постановит применить высшую меру наказания. Потому комедия получилась нисколько не смешной, а очень даже переполненной драматическими событиями.
Дополнительные метки: сумароков опекун критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Alexander Sumarokov analysis, review, book, content
Это тоже может вас заинтересовать:
–
Современники ставили комедии Сумарокова гораздо ниже его трагедий. Эти комедии не составили существенного этапа в развитии русской драматургии, хотя они обладали рядом достоинств, заставляющих историка литературы присмотреться к ним, – и прежде всего потому, что Сумароков все-таки первый начал писать в России комедии, если не считать интермедий полуфольклорного типа и передовых пьес.
Всего Сумароков написал двенадцать комедий. Хронологически они разбиваются на три группы: сначала идут три пьесы: «Тресотиниус», «Пустая ссора» и «Чудовищи», написанные в 1750 году. Затем наступает перерыв не менее чем в четырнадцать лет; с 1764 по 1768 г. написаны еще шесть комедий: «Приданое обманом» (около 1764 г.). «Опекун» (1765), «Лихоимец», «Три брата совместники», «Ядовитый», «Нарцисс» (все четыре в 1768 г.). Затем – последние три комедии 1772 года – «Рогоносец по воображению», «Мать совместница дочери», «Вздорщица». Сумароков писал свои комедии порывами, хватаясь за этот жанр, в общем не очень близкий ему, как за сильное полемическое или сатирическое оружие, в периоды обострения своего гнева на окружающих его. Он и не работал над своими комедиями долго и тщательно. Это видно и по их тексту, и по их датам, и по собственным его пометкам; так, при тексте «Тресотиниуса» он сделал пометку: «Зачата 12 генваря 1750, окончена генваря 13 1750. С. -Петербург». При тексте «Чудовищей» – пометка: «Сия комедия сочинена в июне месяце 1750 года на Приморском дворе».
Первые комедии Сумарокова были еще крепко связаны с теми традициями драматургии, которые существовали до Сумарокова в России и в русском и, может быть, более всего в итальянском театре. Вообще комедии Сумарокова имеют минимальное касательство к традициям и нормам французского классицизма на всем протяжении его творчества, а особенно в первой своей группе; это не значит, разумеется, что они стоят за пределами русского классицизма. Прежде всего даже внешне: правильной, «настоящей» комедией во Франции считались комедии в пяти действиях в стихах. Конечно, Мольер и после него многие писали комедии в прозе, но ведь эти комедии считались с точки зрения классической догмы, так сказать, сортом ниже. Иное дело Сумароков, канонизатор русского классицизма; все его комедии написаны прозой. Ни одна из них не имеет полноценного объема и «правильного» расположения композиции классической комедии Запада в пяти действиях; восемь комедий Сумарокова имеют всего по одному действию, четыре – по три. В основном – это маленькие пьески, почти сценки, почти интермедии. Сумароков лишь условно выдерживает даже единства. Время и место действия у него укладываются в норму, но единства действия, особенно в первых пьесах, нет никакого. Нечего и говорить о благородстве тона французской классической комедии; его нет и в помине в грубоватых, полуфарсовых пьесах Сумарокова.
В первых комедиях Сумарокова, собственно, нет даже никакого настоящего связующего сюжета. Мы найдем в них, конечно, рудимент сюжета в виде влюбленной пары, в конце сочетающейся браком; но этот рудимент любовной темы не оказывает влияния на ход действия; вернее, действия, собственно, в комедии нет. Комедия представляет собой ряд более или менее механически связанных сцен; одна за другой на театр выходят комические маски; действующие лица, представляющие осмеиваемые пороки, в диалоге, не двигающем действия, показывают публике каждое свой порок. Когда каталог пороков и комических диалогов исчерпан, пьеса заканчивается. Борьба за руку героини не объединяет даже малой доли тем и диалогов. Такое построение пьесы близко подходит к построению народных «площадных» игрищ-интермедий или вертепных сатирических сценок и в особенности петрушечной комедии. Характерно, что в противоположность трагедиям Сумарокова в его первых комедиях, несмотря на малый их объем, очень много действующих лиц; так, в «Тресотиниусе», комедии в одном действии, их десять, в «Чудовищах» – одиннадцать.
Если на сцене ранних комедий Сумарокова не происходит единого действия, то нет в них и подлинного быта, жизни. Подобно условной сцене интермедий, сценическая площадка «Тресотиниуса» или «Чудовищей», или «Пустой ссоры» представляет условное отвлеченное место, в котором никто не живет, а только появляются персонажи для демонстрации своих условно изображенных недостатков. Вся манера Сумарокова в этих пьесах условно-гротескная. В «Чудовищах» на сцене происходит комическое судебное заседание, причем судьи одеты, как иностранные судьи, – в больших париках, а вообще они вовсе не судьи, и самый суд происходит в частном доме, и все это – сплошной фарс, причем за смехотворностью сцены нельзя разобрать, как же понять ее всерьез. Сумароков любит фарсовый комизм – драки на сцене, смешные пикировки действующих лиц. Вся эта гротескная смехотворность у него в значительной мере зависит от традиции итальянской комедии масок.
Самый состав комических персонажей первых сумароковских комедий определен в основном составом устойчивых масок итальянской народной комедии. Это – традиционные маски, многовековая традиция которых восходит чаще всего к римской комедии. Так, перед нами проходят: педант-ученый (в «Тресотиниусе» их три: сам Тресотиниус, Ксаксоксимениус, Бобембиус; в «Чудовищах» – это Критициондиус); это – «доктор» итальянской комедии; за ним идет хвастливый воин, врущий, о своих неслыханных подвигах, а на самом деле трус (в «Тресотиниусе» Брамарбас); это – «капитан» итальянской комедии, восходящий к «хвастливому солдату» Пир-гополинику Плавта. Далее – ловкие слуги Кимар в «Тресотиниусе» и «Пустой ссоре», Арлекин в «Чудовищах»; это «Арлекин» commedia dell"arte; наконец – идеальные любовники – Клариса и Дорант в «Тресотиниусе», Инфимена и Валер в «Чудовищах». Характерны для условно-гротескной манеры Сумарокова самые имена героев его первых комедий, не русские, а условно-театральные.
Кроме традиции итальянской комедии, Сумароков использовал в своих ранних комедиях и драматургию датского классика Гольберга, которую он знал в немецком переводе (так, у Гольберга взят его Брамбарбас вместе со своим именем); нужно отметить, что сам Гольберг зависел от традиции той же итальянской комедии. Кое-что берет Сумароков и у французов, но не метод, а отдельные мотивы, видоизмененные у него до неузнаваемости. Так, у Мольера («Ученые женщины») он взял имя Тресотиниуса (Тресотен Мольера), а у Расина сцену в «Чудовищах» (из «Сутяг»).
Как ни условна была манера первых комедий Сумарокова, в ней были черты российской злободневности, оживлявшие и осмыслявшие ее . Так, введенные Сумароковым комические маски подьячего и петиметра тесно связаны с его политической и культурной проповедью. Его подьячий в «Тресотиниусе» (только намеченный образ), в «Чудовищах» ябедник Хабзей и судьи Додон и Финист – включены в общую линию его борьбы с бюрократией; его петиметры, французоманы, светские щеголи, - Дюлиж в «Чудовищах» и Дюлиж в «Пустой ссоре», – включены в линию его борьбы против придворной «знати», против галломании, за русскую культуру, за родной язык. Комедии Сумарокова, даже первые три из них, пересыпаны литературно-полемическими выпадами, намеками на самого Сумарокова и его неприятелей. Это в особенности относится к «Тресотиниусу», главное действующее лицо которого, давшее название комедии, – памфлет против Тредиаковского, необычайно карикатурный, но недвусмысленный. Это характерно для всей комической манеры Сумарокова данного периода; его комические маски не поднимаются до широкой социальной типологии. Это можно сказать даже о роли Фатюя, деревенского помещика («Пустая ссора»), наиболее русской и в бытовом отношении полновесной настолько, что в ней можно угадать некоторые черты будущего Митрофана Простакова. Наконец, оживляет ранние комедии Сумарокова их язык, живой, острый, развязный в своей неприкрашенности, весьма мало подвергнутый возвышенной вивисекции французского классицизма.
Шесть комедий Сумарокова 1764-1768 годов заметно отличаются от первых трех, хотя многое в них – прежнее; прежним в основном остается метод условного изображения, отсутствия жизни на сцене, даже чаще всего условные имена: Сострата, Ниса, Пасквин, Палемон, Дорант, Леандр, Герострат, Демифон, Менедем, Оронт и др.; лишь в одной комедии появляются Тигровы, отец, мать и дочь их Ольга, три брата Радугины, Ярослав, Святослав и Изяслав («Три брата совместники»). Между тем самое построение пьес изменилось. Сумароков переходит к типу так называемой комедии характеров . В каждой пьесе в центре его внимания – один образ, и все остальное нужно либо для оттенения центрального образа, либо для фикции сюжета, по-прежнему малосущественного. Так, «Опекун» – это пьеса о дворянине-ростовщике, жулике и ханже Чужехвате. Этот же образ – единственный в «Лихоимце» под именем Кащея и он же – в «Приданом обманом» под именем Салидара. «Ядовитый» – комедия о клеветнике Герострате. «Нарцисс» – комедия о самовлюбленном щеголе; его так и зовут Нарцисс. Кроме указанных центральных образов, а их всех три, – никаких характеров во всех комедиях Сумарокова 1764-1768 годов нет; все остальные действующие лица – это положительные герои, едва оживленные прописи. Наоборот, центральные характеры вырисованы тщательно, особенно тройной образ Чужехвата – Кащея – Салидара. Они обставлены рядом бытовых деталей достаточно реального типа; они связаны со злобой дня не только замыслом, но и отдельными намеками. В то же время сатирические и бытовые черточки, строящие характер Кащея, Чужехвата и др., эмпиричны и не обобщены, не образуют единства типа. Эти роли сложены из отдельных частиц и не имеют органического характера; они не меняются на протяжении пьесы, не живут на сцене, хотя они обладают немалой силой острой карикатуры. Дело в том, что Сумароков и в этот период чаще всего – памфлетист, каким он был в «Тресотиниусе». Его комедии имеют персональный адрес; это сатиры «на лицо». Кащей в «Лихоимце» – это свойственник Сумарокова Бутурлин, и ряд деталей быта Кащея обусловлен не логикой его характера, а портретным сходством с Бутурлиным. Видимо, и Салидар, и Чужехват – то же лицо. Герострат в «Ядовитом» – это литературный и личный враг Сумарокова Ф.А. Эмин. Вероятно, и Нарцисс – определенное лицо. От интермедий и commedia dell"arte Сумароков двигался в комедии не к французским классикам XVIII века, а к Фонвизину.
Между тем самое движение Сумарокова к комедии характеров в середине 1760-х годов было обусловлено не столько его личной эволюцией, сколько воздействием, которое он испытывал со стороны зародившегося русского комедийного репертуара 1750-1760-х годов. Первые три комедии Сумарокова открыли дорогу. Когда в 1756 г. был организован постоянный театр, ему потребовался репертуар, и в частности комедийный. Директор театра, Сумароков, не писал в это время комедий; за него принялись работать его ученики, и опять И.П. Елагин. За Елагиным пошла молодежь, опять все воспитанники Шляхетного кадетского корпуса. Это – А. Волков, В. Бибиков, И. Кропотов, А. Нартов, Ив. Чаадаев и др. Они главным образом переводят комедии Мольера и других французских драматургов.
Первой оригинальной русской комедией после сумароковских была пьеса М.М. Хераскова, также ученика Сумарокова и воспитанника кадетского корпуса, – «Безбожник»; это маленькая пьеса в стихах, стоящая в стороне от театрального и драматического оживления вокруг Петербургского театра (Херасков с 1755 г. жил в Москве), продолжающая линию даже не столько интермедийной, сколько наставительной школьной драматургии. В начале 1760-х годов были написаны две оригинальные комедии А.А. Волкова «Неудачное упрямство» и «Чадолюбие». Это условные пьесы интриги, не имеющие ничего общего с русской жизнью, да и ни с какой реальной жизнью. К этому же времени в первой половине 1760-х годов относится попытка Елагина предложить средство приблизить западный комедийный репертуар к русской жизни, а именно: «склонять на наши нравы» заимствуемые пьесы, т.е. переводить их, несколько переделывая на русский лад, заменяя иностранные имена русскими и т.д. Так, сам Елагин перевел из Гольберга комедию «Француз-русской», а служивший при нем юноша Фонвизин переделал из пьесы Сорена «Sidney» своего «Кориона», комедию в стихах. Все это оживление на фронте русской комедии и, в частности, воздействие больших французских комедий характеров (например Детуша) обусловило направление работы Сумарокова как комедиографа в 1764-1768 годах.
В 1766 году в истории русской комедии произошло большое событие: в столичных кругах стал известен фонвизинский «Бригадир». В 1772 году появились первые комедии Екатерины II. К этому же году относятся последние три комедии Сумарокова. На них самым решительным образом отразилось влияние открытия, сделанного Фонвизиным уже в «Бригадире», – нового показа быта на сцене, и именно русского провинциального помещичьего быта в первую очередь, и нового показа человека с более сложной психологической характеристикой и в более проясненных конкретных социальных условиях. Все три последние комедии Сумарокова более компактны по сюжету.
Несомненным шедевром всего комедийного творчества Сумарокова является его «Рогоносец по воображению», комедия, как бы стоящая на пути Фонвизина от «Бригадира» к «Недорослю», несмотря на меньшее комедийное дарование Сумарокова. Тема этой пьесы была не нова, но оформлена она была не так, как это делалось во французской комедии (с комедией Мольера «Сганарель, или мнимый рогоносец», пьеса Сумарокова не имеет ничего общего). Сумароков вводит зрителя в быт захудалого, захолустного, небогатого и некультурного помещичьего дома. Перед нами два пожилых человека, муж и жена, Викул и Хавронья. Они глуповаты, невежественны; это отсталые, дикие люди, и комедия должна высмеять их захолустное варварство. Но в то же время они трогательны в своей смешной привязанности друг к другу. Они – немножко старосветские помещики. У них в доме живет бедная девушка-дворянка Флориза, образованная и добродетельная, но бесприданница. К ним приезжает в гости по дороге с охоты знатный и богатый сосед, граф Кассандр. Старик Викул приревновал блистательного графа к своей Хавронье. Он уверен, что Хавронья приставила ему рога. В конце концов он узнает, что граф и Флориза полюбили друг друга, что граф женится на Флоризе; тем самым рассеивается его ревность.
Комедия построена прежде всего на показе двух персонажей – Викула и Хавроньи; остальные лица традиционны и отвлеченны, хотя в роли бесприданницы Флоризы есть психологический рисунок, весьма своеобразный. Но Викул и в особенности Хавронья – это бытовые фигуры, немаловажные в истории русской комедии. Правда, в обеих этих ролях, а особенно в роли Хавроньи, заметно влияние «Бригадира» и прежде всего образа бригадирши. Но Сумароков сумел так усвоить уроки своего молодого соперника, что он смог дать затем кое-что и ему для его будущей великой комедии.
В «Рогоносце по воображению» звучат ноты «Недоросля». Прежде всего самый круг изображаемого – это тот же быт бедной и дикой помещичьей провинции; это тот же грубый и красочный язык помещиков нестоличного пошиба. Флориза находится в семье Викула и Хавроньи, как Софья у Простаковых, хотя Флоризу не обижают; вообще, эти две роли соотнесены. Сходен с известной сценой после драки Простаковой с ее братцем выход только что подравшихся Викула с женой (д. 2, яв. 6). В имени Хавроньи звучит каламбурность фамилии Скотининых, да и манера бытовой рисовки и самая тема местами сближаются в обеих комедиях.
Сумароков поставил тему, развитую в «Недоросле», – о варварской социальной практике темной реакционной помещичьей «массы» (и тут же – скотининские свиньи).
Сочными красками рисует Сумароков быт Викула и Хавроньи. Его победой приходится считать такие сцены, как, например, заказ парадного обеда Хавроньей или неуклюжие «светские» разговоры, которыми она старается занять графа. В этих сценах, как и в диалогах обоих супругов, Сумароков достигает высшей точки в своем стремлении к передаче бытовой речи, яркой, живой, вполне разговорной, местами близкой к складу народной сказки, пересыпанной пословицами и поговорками. Он передает эту речь натуралистически, без кристаллизации ее форм; он считает ее некультурной речью, служащей характеристике его помещиков как варваров; но все же подлинная, реальная речь звучит в его пьесе; она звучала и в прежних его комедиях, но именно «Рогоносец по воображению» и в этом отношении является лучшей его прозаической пьесой.
Вот, например, разговор о ревности:
«Хавронья – Фу, батька! Как ты бога не боишься? Какие тебе на старости пришли мысли? Как это сказать людям, так они нахохочутся. Кстати ли ты это вздумал?
Викул – Как того не опасаться, что и с другими бывает людьми.
Хавронья – Я уже баба не молодая; так чего тебе опасаться!
Викул – Да есть пословица, что гром-ат гремит не всегда из небесной тучи, да иногда и из навозной кучи.
Хавронья - Типун бы тебе на язык; какая навозная у тебя я куча?
Флориза – Что это, сударыня, такое?
Викул – Жена, держи это про себя.
Хавронья – Чаво про себя? Ето стыд да сором.
Викул – Не болтай же, мое сокровище, алмазный мой камешек.
Хавронья – Да ето не хорошо, вишневая моя ягодка.
Викул – Жена, перестань же.
Хавронья – Поцелуй же меня, сильный, могучий богатырь.
Викул – Поцелуемся, подсолнечная моя звездочка.
Хавронья – Будь же повеселее, и так светел, как новый месяц, да не ревнуй же.
Викул – Жена, кто говорит о ревности?
Хавронья - Что ето меня прорвало! Да полно, конь о четырех ногах, да и тот спотыкается, а я баба безграмотная, так как не промолвиться»…
А. П. СумароковРогоносец по воображению
А. П. Сумароков. Драматические произведения.
Л., "Искусство", 1990
OCR Бычков М.Н.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Викул, дворянин.
Хавронья, жена его.
Флориза, бедная служанка.
Касандр, граф.
Дворецкий.
Ниса, служанка Хавроньина.
Егерь графа Касандра.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ I
Ниса (одна).
Чей-то к нам прислан егерь; конечно, к нам гости будут, а барин еще почивает. Обыкновенно это, что те мужья долго с постели не встают, которые очень нежно своих жен любят; а нашим старикам, кажется, это уже и не под лета.
^ ЯВЛЕНИЕ II
Ниса и Егерь.
Егерь. У себя ли, девушка, господин ваш?
Ниса. Он еще в постеле. Да от кого ты прислан и зачем?
Егерь. К кому я прислан, тому я и скажу, от кого я прислан и зачем.
Ниса. Фу, батька, какой спесивый!
Егерь. Фу, матка, какая любопытная.
Ниса. Конечно, ты балагур?
Егерь. А ты, душенька, так хороша, что я едаких хорошеньких мало видал. Знаешь ли ты, девушка, что я в тебя смертно влюбился.
Ниса. Перестань же балагурить-то.
Егерь. Какое балагурство! Ежели это ложь, так ты повесь меня.
Ниса. Пора мне идти к барам, скоро барыня встанет. Так что же мне о тебе сказать?
Егерь. Скажи, что прислан егерь от графа Касандра.
^ ЯВЛЕНИЕ III
Егерь (один).
О, незапная рана! О Купидон! Цельно ты трафишь: ты меня искуснее и проворнее во стрельбе! И ежели бы все егери во стрелянии тебе подобны были, так бы в один год не осталося ни одного кулика и ни одного дрозда на свете.
^ ЯВЛЕНИЕ IV
Викул и Егерь.
Викул. Что ты, друг мой?
Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему сия... к вашему превосхо... к вашему высоко... Какого, сударь, вы чина?
Викул. Что тебе, братец, до моего чина? Какого ни есть.
Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему высокоблаго... Вить вы, сударь, имеете майорский чин?
Викул. Нет, братец.
Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему благоро... Да вить вы, сударь, дворянин?
Викул. Хотя и не богатый... Да зачем и от кого ты прислан?
Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему здоровью. Граф
Приказал вам нижайший отдать поклон. (Кланяется в землю.)
Викул. Это уж очень низко.
Егерь. Нижайшего поклона ничего нет ниже. А что всенижайший поклон, этого я уже и не понимаю.
Викул. Что тебе еще приказано?
Егерь. Также и сожите... также и супру... Как, сударь, деревенских дворян жены титулуются?
Викул. Титулуй как хочешь. Да что графу до моей жены?
Егерь. То дело, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение.
Викул. Да он ее и не знает.
Егерь. Он сосед ваш, так ему известно имя вашей сожите... супру... ну как ни есть.
Викул. Почему известно?
Егерь. Потому что она здешняя помещица.
Викул. Нет, братец, помещик я, а не она. А ей принадлежит только седьмая часть из недвижимого моего имения. И то еще тогда достанется ей, ежели она меня переживет.
Егерь. Мне приказано и ей отдать нижайший поклон.
Викул. Хорошо, друг мой, я ей этот поклон отнесу.
Егерь. Вы, сударь, человек не молодой, так вам надобно спины поберегать. Я думаю, что вы ненастье чувствуете?
Викул. Говори, друг мой, то, зачем ты прислан, покороче.
Егерь. Граф Касандр, ездив со псовою охотою, к вам на перепутье будет. Викул. Милости прошу. Кланяйся его сиятельству.
^
ЯВЛЕНИЕ V
Викул (один).
Не за тем ли уже граф ко мне хочет пожаловати, чтобы за женою моею поволочиться? Мне это не очень полезно. А ты, граф, на чужое добро напрасно зубы скалишь, за эту честь я, ваше сиятельство, покорно благодарствую.
^ ЯВЛЕНИЕ VI
Викул и Хавронья.
Хавронья. Какого это енарала адъютант у нас был?
Викул. Не адъютант, егерь был. По-нашему, слуга, который стреляет ходя птиц.
Хавронья. Какой слуга; весь в прозументах.
Викул. Ныне у господ такой манер. Это был егерь от графа Касандра: его сиятельство к нам заехать изволит.
Хавронья. Его сиятельство!
Викул. А что? Разве он тебе знаком?
Хавронья. Да я его высокой милости, покуль душа в теле, не позабуду. И коли бы он такую мне многогрешной показал отеческую милость и велел бы маляру красками написать персону свою, я бы ее у себя поставила пред кроватью и не спустила бы с нее глаз.
Викул (особливо). Как будто слышало это мое сердце! Да почему ты знаешь его и какую сделал он тебе милость?
Хавронья. А вот, сердечушко, я тебе донесу. Как я нынешнею зимою была без тебя в Москве, так расхвалили мне какую-то интермецию и уговорили меня туда съездить. Бывает и на старуху проруха. Поехала, вошла я в залу, заиграли и на скрипицах, и на гобоях, и на клевикортах; вышли какие-то и почали всякую всячину говорить, и уж махали, махали руками, как самые куклы; потом вышел какой-то, а к нему какую-то на цепи привели женщину, у которой он просил не знаю какого письма, а она отвечала, что она его изодрала; вышла, ему подали золоченый кубок, а с каким напитком, этого я не знаю; этот кубок отослал он к ней, и все было хорошо; потом какой-то еще пришел, поговорили немного, и что-то на него нашло; как он, батька, закричит, шапка с него полетела, а он и почал метаться, как угорелая кошка, да выняв нож, как прыснул себя, так я и обмерла. А граф этот, сидя тогда со мною в одном чулане и разговорився прежде еще интермедии, что я его соседка, меня тогда мунгальской водкой, как я от страха обмерла, от смерти избавил.
Викул. А хорош граф-ат?
Хавронья. Такой пригожий, преузорочный и обходительной, что вось табе.
Викул. Жена! хотя бы ты его и поменьше хвалила.
Хавронья. Как не хвалить! Да едакой молодец и старикам не в память.
Викул. Жена! Мне это не по нутру.
Хавронья. И! моя ласточка! Уже не ревнуешь ли ты к нему? Да я тобя и на Бову королевича не променяю.
Викул. Жена! Не знаю, что меня по коже подирает! Пойти да полежать.
Хавронья. А я о кушанье да о закусках прикажу.
^ ЯВЛЕНИЕ VII
Хавронья (одна).
За милость его высоко-реис-графского сиятельства надобно его получше угостить; для милого дружка и сережка из ушка. Дворецкий!
^ ЯВЛЕНИЕ VIII
Хавронья и Дворецкий.
Хавронья. Есть ли у нас свиные ноги?
Дворецкий. Имеются, сударыня.
Хавронья. Вели же ты сварити их со сметаной да с хреном, да вели начинить желудок, да чтобы его зашили шелком, а не нитками. Да вели кашу размазню сделать...
Дворецкий. В горшке прикажешь, барыня-государыня, или на блюде?
Хавронья. В горшечке, да в муравленом, и покройте его веницейскою тарелкой; с морковью пироги, пирожки с солеными груздями, левашники с сушеною малиной, фрукасе из свинины с черносливом, французский пирог из подрукавной муки, а начинка из брусничной пастилы. Да есть ли у нас калужское тесто?
Дворецкий. Имеется.
Хавронья. А сверх того сам прикажи, что варить, жарить, печь, только бы всего было довольно. Салат подай не с конопляным, да с ореховым маслом.
Дворецкий. Знатные господа больше к салату деревянное масло употребляют: так не прикажите ли лучше к салату лампатнова положить масла?
Хавронья. Фу, батька! вить я не басурманка! А после кушанья поставьте стручков, бобов, моркови, репы да огурцов и свежих, и свежепросольных, а кофе подавайте с сахаром, а не с патокою. Исправь же все как надобно, да пошли на базар купить золоченых пряников, да паутины вели обместь, а двери-то вели подмазать, чтобы не скрипели, да людей вели накормить.
Дворецкий. Этого, боярыня государыня, не водится, это старая мода. Прежде сего и лошадей гостиных кармливали, а ныне и людей не кормят.
Хавронья. Накорми и людей, и лошадей его сиятельства; все бы так было, как тебе приказано.
Дворецкий. Наше дело, сударыня. Все будет исправно.
^ ЯВЛЕНИЕ IX
Хавронья (одна).
На один-ат день станет нас! А тебе, графское сиятельство, нашей хлеба-соли можно не постыдно покушать. Даром это что хоромы наши не цветны: не красна изба углами, красна пирогами.
^
ЯВЛЕНИЕ X
Хавронья и Ниса.
Ниса. Дворецкий приказывает сорок ради стола вашего блюд заготовить. А Флориза, отменив то, только двенадцать блюд изготовите приказала: я-де лучше знаю это учредить. А вам известно, что она выросла, воспитана в Петербурге. Так не прикажете ли быть по ее нашему пиру, чтобы не обесчеститься? А она на людях выросла. Хавронья. Как этого лучше!
^ ЯВЛЕНИЕ XI
Хавронья, Флориза и Ниса.
Хавронья. Вступися, матка, в наше спасенье.
Флориза. Хорошо, сударыня, я уже все и приказала, а сверх того сама за всем посмотрю. Хавронья. А я пойду да подтвержу им.
^ ЯВЛЕНИЕ XII
Флориза и Ниса.
Флориза. Что ты так весела, Ниса?
Ниса. А ты, матушка, что так печальна?
Флориза. Коли ты меня веселою видишь?
Ниса. А севодни ты отменно печальна.
Флориза. Когда другие веселятся или ко приятному препровождению времени изготовляются, тогда я обыкновенно печальнее, воображая себе, что меня судьбина к бедности и к унынию произвела на свет.
Ниса. Может быти, что твоя жизнь и пременится когда-нибудь.
Флориза. Не к тому клонится.
Ниса. Еще ты молода; так может быть, выйдешь за такого мужа, который все твои нынешние грусти превратит в веселость.
Флориза. Достойного жениха скудной или, лучше сказать, неимущей девке трудно иметь: скудный и достойный меня не возьмет, а за недостойного богача я не пойду.
Ниса. А может быть, будет у тебя муж и умен, и хорош, и богат.
Флориза. Такие жеребьи ныне очень редки, чтобы достаточные люди женилися на скудных девках.
Ниса. Да ты все достоинства имеешь: ты прекрасна, умна, хорошего поведения, молода, покойными родителями воспитана благородно, знаешь то учение, какое благородным девушкам пристойно, читательница книг...
Флориза. Пускай бы это все во мне было, да я первого достоинства -- приданого не имею.
Ниса. Что это слово приданое точно знаменует? И для чего достаток невесты так зовется?
Флориза. Придача к человеку. Однако по большей части не деньги и не имение к человеку придается, да человек придается к имению и деньгам, а об этом рассуждая, льзя ли мне когда не печальною быть? Вот моя задумчивость. А ты отчего так весела сегодня?
Ниса. А я сегодня весела, что получила надежду выбиться изо здешнего жилища. Вить вы, сударыня, слыхали от меня, как я сюда в дом попалася?
Флориза. Слыхала, только я, право, обстоятельно не помню.
Ниса. Я во здешний дом досталась по наследству после покойной Викуловой сестры. Выросла я в Москве, а ныне должна я, донашивая оставшее свое платье, жить по-деревенски и слышати только о сене, о жнитве, о умолоте, о курах, о утках, о гусях, о баранах и, заедая свой век, должно еще ожидати такого жениха, который будет говорить: чаво табе, сердецус-ко, издать? байста со мной -- и другие подобные этому крестьянские речи. Да и сами-то мелкие дворяне несносны. Я не о всех говорю; есть довольно и хороших между ими людей. А по некоторой части дуются, как лягушки, и думают только о своем благородстве, которое им по одному имени известно, и чают о своих крестьянах то, что они от бога господам на поругание себе созданы. Нет несноснее той твари, которая одной тенью благородного имени величается и которая, сидя возле квашни, окружена служителями в лаптях и кушаках и служительницами босыми и в сарафанах, боярским возносится титлом.
Флориза. Да какую ты имеешь надежду выйти из этого дома?
Ниса. Присланный егерь от графа Касандра в меня влюбился.
Флориза. Как тебе, Ниса, не стыдно! Какою ты слабою надеждою увеселяешься!
Ниса. Не отнимай ее у меня; пускай она меня хоть пустым повеселит.
Флориза. А я надежды и во сновидении не вижу.
^ ЯВЛЕНИЕ XIII
Викул, Хавронья, Флориза и Ниса.
Хавронья. Фу, батька! Как ты Бога не боишься? Какие тебе на старости пришли мысли; как это сказати людям, так они нахохочутся! кстати ли ты это вздумал.
Викул. Как того не опасаться, что с другими бывает людьми.
Хавронья. Я уже баба не молодая, так чего табе опасаться.
Викул. Да есть пословица, что гром-ат гремит не всегда из небесной тучи, да иногда и из навозной кучи.
Хавронья. Типун бы табе на язык; какая навозная у табя я куча?
Флориза. Что это, сударыня, такое?
Викул. Жена, держи это про себя.
Хавронья. Чаво про себя? Это стыд да сором.
Викул. Не болтай же, мое сокровище, алмазной мой камышек.
Хавронья. Да это нехорошо, вишневая моя ягодка.
Викул. Жена, перестань же.
Хавронья. Поцелуй же меня, сильный могучий богатырь.
Викул. Поцелуемся, подсолнечная моя звездочка.
Хавронья. Будь же повеселее и так светел, как новый месяц; да не ревнуй же.
Викул. Жена, кто говорит о ревности.
Хавронья. Что это меня прорвало! Да полно, конь о четырех ногах, да и тот спотыкается, а я баба безграмотная, так как не промолвиться.
Викул. Да ты не в слове, да в деле промолвилася.
Хавронья. Я батька, деревенская, и не знаю, что слово, что дело.
Викул. Дело больше, а слово меньше.
Хавронья. А я думала, что слово больше, а дело меньше. Мне это подьячий сказывал, бывший лет пятьдесят во сыскном приказе.
Викул. Не то ты поешь и только бредишь.
Хавронья. Я впредь о твоей к сабе ревности ко графу Касандру не скажу ни полуслова.
Викул. Дурища, с ума ты сошла: кто тебе о графе Касандре говорит?
Хавронья. Ты баешь... ахти! Вить я и вправду заболталась. Викул. Теперь уже что хочешь, то ври.
Флориза. Под лета ли уже, сударь, ей любиться с другими, а вам ревновати к ней. Викул. Любовь лет не исчисляет.
^ ЯВЛЕНИЕ XIV
Те же и Дворецкий.
Дворецкий. Его высокорейсграфское сиятельство, высокопочтеннейший и высокопревосходительнейший граф ехать изволит.
Хавронья. Выйдем мы к воротам.
Викул. Довольно и с крыльца сойти. Едаков ей граф-ат! (Особливо.)
^ ЯВЛЕНИЕ XV
Флориза и Ниса.
Флориза. У тебя, Ниса, ушки смеются.
Ниса. Не таюся, правда ваша.
Флориза. А как гости-то поедут, так ушки твои плакать станут.
Ниса. Либо дело будет и не так.
Флориза. Я желаю, чтобы твоя надежда тебя не обманула; ты ведаешь, как я тебя люблю и что я во здешний дом больше ради тебя приезжаю.
Ниса. А я бы в Москве тебя, матушка, сватати стала.
Флориза. Для меня на свете нет ни счастья, ни жениха.
^ ЯВЛЕНИЕ XVI
Сумароков сказал свое слово и в жанре комедии. Выставляя в смешном виде человеческие пороки, обличая их, комедия должна тем самым способствовать освобождению от них. Комедия должна быть отделена от трагедии, с одной стороны, и от фарсовых игрищ – с другой. Сумароков обращался тем не менее к практике нар. театра. Они невелики по объему (1-3 действия), написаны прозой, часто отсутствует фабульная основа (еще раз помолимся Санта Николаусу – как хорошо, что его больше не будетJ) , свойственен фарсовый комизм, действующие лица – подьячий, судья и др., подмеч. Сумароковым в русс. жизни. Стремясь подражать франц. комедии Мольера, Сумароков далек от комедий западного классицизма (5 действий, в стихах, композиционная строгость, законченность и т. п.). Подражание франц. комедии сказалось в заимствовании имен персонажей: Эраст, Изабелла и др.
Написал 12 ком., по идейной значимости и худ. ценности ниже траг. Первые ком. – 1750 г. – «Пустая ссора» и др. В 60-х гг. – «Опекун» и др. В 1772 г. – «Рогоносец по воображению» и др. Ком. служили средством полемики – памфлетный хар-р большинства из них. В отличие от тр. над ком. работал недолго. В первых ком. – каждое действ. лицо показывало публике свой порок, сцены были механически связаны. В небольшой ком. – множество действ. лиц (10-11). Их портретность давала возможность современникам узнать, кто в реальной действительности послужил прообразом. Реальные лица, бытовые подробности, отрицательные явления рус. жизни – придавало ком., несмотря на условность изображения, связь с реальной действительностью. Яркий, выразительный язык, часто окрашенный чертами живого говора – стремление к индивидуалиации речи персонажей. Ранние ком. направлены против врагов на лит. поприще. Образы носили условный хар-р и были далеки от типических обобщений.
Вторая группа ком. – ком. хар-ров, отличаются большей углубленностью и обусловленностью изображения основных персонажей. Все внимание сосредоточено на главном персонаже, др. действ. лица – для раскрытия черт хар-ра гл. героя, положит. персонажи, выступ. резонерами. Наиболее удачны образы отрицат. героев, в хар-рах кот. много сатир. и бытовых черт.
Одна из лучших ком. этого периода – «Опекун» (ком в 1 действ.), ком. о дворянине-ростовщике, жулике и ханже Чужехвате, обдирающего сирот, кот. попали под его опеку. «Подлинник» Чужехвата – родственник Сумарокова Бутурлин. Сумароков не показывает носителя одного порока, а рисует сложн. хар-р. Перед нами скупец, не знающ. ни совести, ни жалости, ханжа, невежда, развратник. Сумароков создает обобщенно-условный сатир. образ русс. порочного дворянина. Раскрытию хар-ра способствуют речевая хар-ка (речь насыщена пословицами и поговорками, в обращении к богу – церковнославянизмы) и быт. детали. Валерий – положит. герой-резонер, лишен жизненности. Изобразительные имена отрицат. персонажей (Чужехват) – нравоучительные цели, характерные для классицизма. Действ. лица: Чужехват (70 л) – дворянин, Сострата – двор. доч, Валерий – любовник Состраты, Ниса (17 л) – дворянка и служанка Чужехвата, Пасквин – слуга Чужехвата, Палемон – друг покойного отца Валерия, секретарь, солдаты. Действие происходит в Санкт-Петербурге. У Пасквина кто-то из своих украл крест с его именем. Сострата признается в краже. Пасквин – наст. имя Валериан, брат Валерия, что выясняется потом. Пасквин любит Нису, Чужехват хочет на ней женится. Чужехват препятствует браку Валерия и Состраты, т. к. он не следует ни прошлой, ни нынешней моде, умен, его сложно обмануть. Чужехват боится божьего суда, кается, хочет идти в Киев – искупать грехи. В итоге все злодеяния Чужехвата раскрываются (он раньше лицемерил, чтоб ему не мешали разживаться), его ведут на суд, имение его отходит Валериану (Пасквину), все женятся, разоблачается власть правителей, кот. ее не достойны. «Исчезни беззаконие, процветай добродетель!». Много рассуждений о душе. Главное: деньги – все решают. Чужехват – бездельник и слуги такие же.
Кон. 60-х – 70-е гг. – рост оппозиционных настроений по отношению к просвещенному абсолютизму в среде передового дворянства и разночинной интеллигенции. Ставится крестьянский вопрос, взаимоотношения помещиков и крестьян. Внимание к быту, окруж. чел-ка, стремление к более сложн. психолог. раскрытию хар-ров в определ. соц. условиях. Лучшая в комедийном тв-ве Сумарокова пьеса «Рогоносец по воображению» (3 действ.) появилась после фонвизинского «Бригадира» и предвосхитила появление «Недоросля» (общность ситуаций, хар-ров).
В центре внимания – быт провинциальных небогатых помещиков, Викула и Хавроньи. Ограниченность интересов, невежество, недалекость характеризуют их. Персонажи лишены односторонности. Высмеивая дикость, нелепость этих людей, кот. говорят только «о севе (нет не нашем Мегасеве, а жаль, было бы интересно))) , о жнитве, о умолоте, о курах», у кот. крестьяне по миру ходят (Хавронья всех крестьян работать заставляет, денежку на черный день откладывает), Сумароков показывает черты, вызыв. к ним сочувствие. Викул и Хавронья трогают своей привязанностью, они добры к своей воспитаннице, бедной девушке двор. рода Флоризе. Нелепость жизни Викулы и Хавроньи подчеркивается завязкой комедии. Викул приревновал Хавронью (60 л)к блистательному графу Кассандру, богатому соседу, кот. полюбилась Флориза. Исполнены комизма диалоги, в кот. Викул упрекает Хавронью в неверности, считая, что она наставила ему рога.
Речевая хар-ка персонажей помогает воссоздать облик и нравы провинциальных дворян.
Сочен, выразителен их язык. Это не сглаженная, правильная речь дворянских салонов, а грубый, красочный, пересыпанный пословицами и поговорками, сродни простонародному языку провинциального дворянства.
Действ. лица: Викул – дворянин, Хавронья – его жена, Флориза – бедная дворянка, Касандр – граф, Дворецкой, Ниса – служанка Хавроньи, Егерь графа Кассандра. Граф собирается приехать к ним на обед, Хавронья раздает указания, она знает Кассандра – в Москве в театре рядом сидели. Викула ревнует. Граф женится на Флоризе, Хавронья ему уступает Нису. Граф готов всем с ними делиться.
Так, перед нами проходят: педант-ученый (в «Тресотиниусе» их три: сам Тресотиниус, Ксаксоксимениус, Бобембиус; в «Чудовищах» – это Критициондиус); это – «доктор» итальянской комедии; за ним идет хвастливый воин, врущий, о своих неслыханных подвигах, а на самом деле трус (в «Тресотиниусе» Брамарбас); это – «капитан» итальянской комедии, восходящий к «хвастливому солдату» Пир-гополинику Плавта. Далее – ловкие слуги Кимар в «Тресотиниусе» и «Пустой ссоре», Арлекин в «Чудовищах»; это «Арлекин» commedia dell’arte; наконец – идеальные любовники – Клариса и Дорант в «Тресотиниусе», Инфимена и Валер в «Чудовищах». Характерны для условно-гротескной манеры Сумарокова самые имена героев его первых комедий, не русские, а условно-театральные.
Лекция: комедии сумарокова. «опекун», «рогоносец по воображению».
Мать - совместница дочери», «Вздорщица» и «Рогоносец по воображению». Последняя из них испытала влияние пьесы Фонвизина «Бригадир».
В «Рогоносце» противопоставлены друг другу два типа дворян: образованные, наделенные тонкими чувствами Флориза и граф Кассандр - и невежественные, грубые, примитивные помещик Викул и его жена Хавронья. Эта чета много ест, много спит, играет от скуки в карты.
Одна из сцен живописно передает черты быта этих помещиков. По случаю приезда графа Кассандра, Хавронья заказывает дворецкому праздничный обед.
Внимание
Делается это увлеченно, вдохновенно, со знанием дела. Обширный перечень блюд колоритно характеризует утробные интересы деревенских гурманов.
Трагедии сумарокова. их политическая и воспитательная направленность
Его подьячий в «Тресотиниусе» (только намеченный образ), в «Чудовищах» ябедник Хабзей и судьи Додон и Финист – включены в общую линию его борьбы с бюрократией; его петиметры, французоманы, светские щеголи, — Дюлиж в «Чудовищах» и Дюлиж в «Пустой ссоре», – включены в линию его борьбы против придворной «знати», против галломании, за русскую культуру, за родной язык. Комедии Сумарокова, даже первые три из них, пересыпаны литературно-полемическими выпадами, намеками на самого Сумарокова и его неприятелей.
Это в особенности относится к «Тресотиниусу», главное действующее лицо которого, давшее название комедии, – памфлет против Тредиаковского, необычайно карикатурный, но недвусмысленный. Это характерно для всей комической манеры Сумарокова данного периода; его комические маски не поднимаются до широкой социальной типологии.
/ сумароков
Вся манера Сумарокова в этих пьесах условно-гротескная. В «Чудовищах» на сцене происходит комическое судебное заседание, причем судьи одеты, как иностранные судьи, – в больших париках, а вообще они вовсе не судьи, и самый суд происходит в частном доме, и все это – сплошной фарс, причем за смехотворностью сцены нельзя разобрать, как же понять ее всерьез.
Сумароков любит фарсовый комизм – драки на сцене, смешные пикировки действующих лиц. Вся эта гротескная смехотворность у него в значительной мере зависит от традиции итальянской комедии масок.
Самый состав комических персонажей первых сумароковских комедий определен в основном составом устойчивых масок итальянской народной комедии. Это – традиционные маски, многовековая традиция которых восходит чаще всего к римской комедии.
Сумароков александр петрович
Лучшая в комедийном тв-ве Сумарокова пьеса «Рогоносец по воображению»(3 действ.) появилась после фонвизинского «Бригадира» и предвосхитила появление «Недоросля» (общность ситуаций, хар-ров). В центре внимания – быт провинциальных небогатых помещиков, Викула и Хавроньи.
Инфо
Ограниченность интересов, невежество, недалекость характеризуют их. Персонажи лишены односторонности. Высмеивая дикость, нелепость этих людей, кот.
говорят только «о севе (нет не нашем Мегасеве, а жаль, было бы интересно))), о жнитве, о умолоте, о курах», у кот. крестьяне по миру ходят (Хавронья всех крестьян работать заставляет, денежку на черный день откладывает), Сумароков показывает черты, вызыв. к ним сочувствие. Викул и Хавронья трогают своей привязанностью, они добры к своей воспитаннице, бедной девушке двор. рода Флоризе. Нелепость жизни Викулы и Хавроньи подчеркивается завязкой комедии.
Опекун
Комедия построена прежде всего на показе двух персонажей – Викула и Хавроньи; остальные лица традиционны и отвлеченны, хотя в роли бесприданницы Флоризы есть психологический рисунок, весьма своеобразный. Но Викул и в особенности Хавронья – это бытовые фигуры, немаловажные в истории русской комедии.
Правда, в обеих этих ролях, а особенно в роли Хавроньи, заметно влияние «Бригадира» и прежде всего образа бригадирши. Но Сумароков сумел так усвоить уроки своего молодого соперника, что он смог дать затем кое-что и ему для его будущей великой комедии.
В «Рогоносце по воображению» звучат ноты «Недоросля». Прежде всего самый круг изображаемого – это тот же быт бедной и дикой помещичьей провинции; это тот же грубый и красочный язык помещиков нестоличного пошиба. Флориза находится в семье Викула и Хавроньи, как Софья у Простаковых, хотя Флоризу не обижают; вообще, эти две роли соотнесены.
Хорев
Викул приревновал Хавронью (60 л)к блистательному графу Кассандру, богатому соседу, кот. полюбилась Флориза. Исполнены комизма диалоги, в кот. Викул упрекает Хавронью в неверности, считая, что она наставила ему рога.
Речевая хар-ка персонажей помогает воссоздать облик и нравы провинциальных дворян. Сочен, выразителен их язык. Это не сглаженная, правильная речь дворянских салонов, а грубый, красочный, пересыпанный пословицами и поговорками, сродни простонародному языку провинциального дворянства.
Действ. лица: Викул – дворянин, Хавронья – его жена, Флориза – бедная дворянка, Касандр – граф, Дворецкой, Ниса – служанка Хавроньи, Егерь графа Кассандра. Граф собирается приехать к ним на обед, Хавронья раздает указания, она знает Кассандра – в Москве в театре рядом сидели. Викула ревнует. Граф женится на Флоризе, Хавронья ему уступает Нису.
Сумароков комедия опекун краткое содержание
Сумароков переходит к типу так называемой комедии характеров. В каждой пьесе в центре его внимания – один образ, и все остальное нужно либо для оттенения центрального образа, либо для фикции сюжета, по-прежнему малосущественного.
Так, «Опекун» – это пьеса о дворянине-ростовщике, жулике и ханже Чужехвате. Этот же образ – единственный в «Лихоимце» под именем Кащея и он же – в «Приданом обманом» под именем Салидара.
«Ядовитый» – комедия о клеветнике Герострате. «Нарцисс» – комедия о самовлюбленном щеголе; его так и зовут Нарцисс. Кроме указанных центральных образов, а их всех три, – никаких характеров во всех комедиях Сумарокова 1764-1768 годов нет; все остальные действующие лица – это положительные герои, едва оживленные прописи. Наоборот, центральные характеры вырисованы тщательно, особенно тройной образ Чужехвата – Кащея – Салидара.
Смелый воин, добродетельный монарх, Синав, узнав о любви Ильмены и Трувора, не в силах подавить охватившее его чувство ревности. Он забывает о своем долге управлять подданными ради их блага и становится виновником гибели Ильмены и Трувора. Осознав свое невольное «тиранство», Синав хочет покончить жизнь самоубийством, но Гостомысл и воины вырывают меч из его рук. Исходя из своего идеала сословной монархии, Сумароков со свойственной ему запальчивостью и дерзостью нападал на те социальные явления и социальные силы, которые он расценивал отрицательно.
В его последних трагедиях усиливаются тираноборческие мотивы. Монарх, не способный установить порядок в государстве и быть отцом своих подданных, достоин презрения, он «враг народа», которого надо свергнуть с престола.
(«Димитрий Самозванец»). Трагедии Сумарокова имели огромное воспитательное значение.
Это можно сказать даже о роли Фатюя, деревенского помещика («Пустая ссора»), наиболее русской и в бытовом отношении полновесной настолько, что в ней можно угадать некоторые черты будущего Митрофана Простакова. Наконец, оживляет ранние комедии Сумарокова их язык, живой, острый, развязный в своей неприкрашенности, весьма мало подвергнутый возвышенной вивисекции французского классицизма. Шесть комедий Сумарокова 1764-1768 годов заметно отличаются от первых трех, хотя многое в них – прежнее; прежним в основном остается метод условного изображения, отсутствия жизни на сцене, даже чаще всего условные имена: Сострата, Ниса, Пасквин, Палемон, Дорант, Леандр, Герострат, Демифон, Менедем, Оронт и др.; лишь в одной комедии появляются Тигровы, отец, мать и дочь их Ольга, три брата Радугины, Ярослав, Святослав и Изяслав («Три брата совместники»). Между тем самое построение пьес изменилось.
Сумароков лишь условно выдерживает даже единства. Время и место действия у него укладываются в норму, но единства действия, особенно в первых пьесах, нет никакого. Нечего и говорить о благородстве тона французской классической комедии; его нет и в помине в грубоватых, полуфарсовых пьесах Сумарокова. В первых комедиях Сумарокова, собственно, нет даже никакого настоящего связующего сюжета. Мы найдем в них, конечно, рудимент сюжета в виде влюбленной пары, в конце сочетающейся браком; но этот рудимент любовной темы не оказывает влияния на ход действия; вернее, действия, собственно, в комедии нет. Комедия представляет собой ряд более или менее механически связанных сцен; одна за другой на театр выходят комические маски; действующие лица, представляющие осмеиваемые пороки, в диалоге, не двигающем действия, показывают публике каждое свой порок.
Когда каталог пороков и комических диалогов исчерпан, пьеса заканчивается. Борьба за руку героини не объединяет даже малой доли тем и диалогов.
Такое построение пьесы близко подходит к построению народных «площадных» игрищ-интермедий или вертепных сатирических сценок и в особенности петрушечной комедии. Характерно, что в противоположность трагедиям Сумарокова в его первых комедиях, несмотря на малый их объем, очень много действующих лиц; так, в «Тресотиниусе», комедии в одном действии, их десять, в «Чудовищах» – одиннадцать.
Если на сцене ранних комедий Сумарокова не происходит единого действия, то нет в них и подлинного быта, жизни. Подобно условной сцене интермедий, сценическая площадка «Тресотиниуса» или «Чудовищей», или «Пустой ссоры» представляет условное отвлеченное место, в котором никто не живет, а только появляются персонажи для демонстрации своих условно изображенных недостатков.
