Обнаженные модели, застывшие в неестественных позах, беременные со сложенными на животе руками, прижимающиеся друг к другу влюбленные. В Пушкинском музее выставили графику главных представителей австрийского искусства начала XX века — Густава Климта и Эгона Шиле. Их рисунки в Москву привезли из венской Альбертины , где первые работы художников появились еще при их жизни. В Пушкинском музее зрители увидят почти 100 графических листов: 47 — Климта и 49 — Шиле.
Эгон Шиле. «Сидящая пара», 1915
Густав Климт пользовался репутацией феноменального рисовальщика, хотя со временем и оказался в тени Климта-живописца. Рисование было для него ежедневной потребностью. Кроме того, его графика оказала влияние на более молодых художников, среди которых был и Эгон Шиле. Сам Шиле считал себя в первую очередь живописцем, но при этом делал рисунки постоянно, инстинктивно и быстро. Всего он оставил более 3 тыс. работ на бумаге.
Эгон Шиле. «Скорчившаяся», 1918
arts-museum.ru / The Albertina Museum, Vienna
«Климт и Шиле — это такой горячий пирожок, который все хотят получить к завтраку. Музей понимал, что в России должны быть показаны произведения двух величайших художников XX века, без которых невозможно себе представить историю искусства. Мы сделали первый шаг, чтобы рассказать о Климте и Шиле. И начать говорить с рисунка было правильным», — отметила директор Пушкинского музея Марина Лошак.
Эгон Шиле. «Натурщица в красном», 1914
arts-museum.ru / The Albertina Museum, Vienna
Густав Климт произвел революцию в изображении обнаженной женской натуры. Причем в трактовке эротики в своих рисунках шел намного дальше, чем в живописи. Что же касается Шиле, его работы и вовсе называли порнографическими. Для художника не было запретов в изображении женского тела, которое он показывал предельно откровенно. Весной 1912 года Шиле даже был приговорен к сроку за порнографию. Находясь в тюрьме, он создал тринадцать акварелей и рисунков, пару из которых привезли в Москву.
Эгон Шиле. «Автопортрет в обнаженном виде, гримаса», 1910
arts-museum.ru / The Albertina Museum, Vienna
Выставке рисунков Густава Климта и Эгона Шиле присвоили возрастной ценз 18+. «Мы понимали, что можем иметь дело с публикой, которая впервые увидит искусство такого рода. Мы имели в виду некую напряженность в обществе. Мы все время думаем о том, как бы не ущемить чьи-то чувства: верующих, нервных или эмоциональных. И нам нужно было, не слишком расстраивая рассчитывающих на пуританство, тем не менее показать то, без чего невозможно показать искусство одинокого, страждущего, сложно воспринимающего жизнь художника», — рассказала Марина Лошак.
Эгон Шиле. «Художник Макс Оппенгеймер», 1910
arts-museum.ru / The Albertina Museum, Vienna
«Рисунки Климта и Шиле из Альбертины ждут во многих странах. В ближайшее время — в Англии и в Америке. Мы знаем также, что работы на бумаге не могут экспонироваться на свету ни слишком часто, ни слишком долго. И общий резерв времени для их публичного пребывания не безграничен. Три месяца из этого резерва отдали Москве. И это большая привилегия», — отметил куратор проекта Виталий Мишин.
Выставка «Густав Климт. Эгон Шиле. Рисунки из музея Альбертина (Вена)» в Пушкинском музее продлится до 14 января 2018 года.
крупный австрийский график и живописец начала XX века, представитель экспрессионизма.
Детство и юность
Эгон родился 12 июня 1890 года в небольшом городке Тульн-на-Дунае. Его мать, Мария, была родом из южной Богемии, отец, Адольф, – из Вены. Он работал на государственной железной дороге и отвечал за станцию Тулли. В конце XIX столетия железнодорожное сообщение было в новинку и являлось для многих настоящим чудом и воплощением человеческого прогресса. Как и почти все дети, Эгон был очарован этим изобретением – в возрасте семи лет он успел изрисовать альбомы удивительно подробными изображениями вокзала, семафоров, паровозов и вагонов со всеми мелкими деталями. Неудивительно, что ребёнка считали вундеркиндом. В то же время, родители не одобряли увлечения сына и его детских рисунков не сохранили. Его отец, между тем, страдал от психического заболевания и вскоре был изолирован от общества.
В подростковом возрасте Эгон был чрезвычайно привязан к своей младшей сестре Гертруде, которую он ласково называл Герти. По воспоминаниям Гертруды, он «настойчиво, почти деспотично» требовал от неё часами позировать, это могло произойти в любое время; часто он приходил ранним утром. Эгона подозревали в инцесте, поскольку брат и сестра заимели привычку ездить на поезде в Триест и ночевать вместе в двухместном номере. Эти обвинения так и остались без доказательств, хотя известно, что однажды отец вышиб дверь, чтобы увидеть, чем занимаются дети.
После того, как теряющего рассудок отца изолировали, Эгон воспитывался преимущественно дядей, Леопольдом Чихачек. Подросток скучал по отцу и холодно относился к своей матери, так как считал, что она не любила его и недостаточно переживала из-за Адольфа. Впоследствии он напишет в письме сводному брату: «я не знаю, есть ли кто-либо ещё вообще, кто помнит моего благородного отца с такой печалью».
Мальчику прочили будущее инженера железных дорог, но при всей безграничной любви к родителю, он не желал идти по стопам отца и вопреки воле семейства отправился в столицу, чтобы учиться живописи. Ещё в школе в Клостернеубурге его способности заметил преподаватель по рисованию.
Начало самостоятельного пути
В 1906 году Эгон отправился в Венскую школу искусств и ремёсел, однако перепоступил в Академию изобразительного искусства. В 1907 году талант студента заметил сам Густав Климт – он стал его наставником и покровителем. Когда Шиле спросил, есть ли у него талант, Климт, не колеблясь, ответил: «Даже слишком много!». Климт многое сделал, чтобы помочь карьере начинающего: периодически покупал его работы (иногда предлагал обмен на свои полотна), знакомил с потенциальными клиентами, ввёл в круг художников венского Сецессиона. Шиле стал сотрудничать с мастерскими, открытыми Йозефом Хоффманом, архитектором, приверженным идеи синтеза искусств.
Уже через год состоялась первая выставка молодого художника. Она открылась в городке Клостернойбург, что под Веной. Ранние работы Шиле отмечены влиянием стиля модерн и его региональных вариаций – немецкого югендстиля и австрийского сецессиона. Он также увлекался гравюрами эксцентричного бельгийца Фелисьена Ропса и даже позаимствовал у него мотив стыдливо зажатых между бёдрами рук. В 1909 году последовала выставка в Художественной галерее, и его картины соседствовали с полотнами таких выдающихся мастеров, как Мунк, Матисс и Ван Гог.
В том же 1909 году Эгон бросил Академию, окончив третий курс. При этом профессор Кристиан Грипенкерль (тот самый, который позднее завалит на экзамене Адольфа Гитлера) согласился выдать выпускнику диплом, сочтя, что тот уже всему научился, однако запретил при этом где-либо упоминать его имя. Вместе со своими приятелями из Академии Шиле основал «Группу нового искусства» («Neuekunstgruppe»). В её Манифесте можно найти такие строчки, принадлежащие Эгону: «Современный художник есть и должен быть полностью собой, должен быть творческим, должен быть способен к самостоятельному построению собственных основ без обращения к прошлому или традиции». Как говаривал Густав Климт, «молодые всегда уничтожают то, что уже существует», однако дело было не только к стремлению к новизне. Венская Академия считалась оплотом консерватизма и подвергалась критике за свою старомодность и игнорирование новейших течений ещё в первой половине XIX столетия! Члены же Группы нового искусства стремились прорваться сквозь чистую декоративность и ухватить ту сущность человека, за которую в ту пору всерьёз взялся психоанализ.
Порнограф от искусства
В декабре 1909-го группа организовала выставку в галерее Густава Писко. Там Шиле познакомился с коллекционером, писателем и критиком Артуром Рёсслером. Он станет меценатом и ярым защитником творчества Шиле и будет поддерживать эпатажного живописца до самого конца.
В скором времени дядя перестал высылать Эгону деньги, но тот не остался без финансовой поддержки и нашёл покровителя в лице инспектора железной дороги Хайнриха Бенеша. Художник завязал множество полезных знакомств, стал получать заказы и быстро завоевал признание в среде авангардистов.
Шиле обустроил найденную им квартирку под студию и стал приглашать молоденьких девушек – чаще всего несовершеннолетних – к себе домой, чтобы те позировали ему обнажёнными. По воспоминаниям современника Шиле, художника Альберта Гютерсло, «…они там спали, укрывались от биений, учиняемых родителями или полицией, просто лениво слонялись там целыми днями, расчесывали волосы, чинили одежду и обувь, мылись… подобно животным в клетке, которая удовлетворяет их, они были оставлены на их собственное усмотрение, или во всяком случае им верилось, что самостоятельное». Шиле стал зарабатывать на жизнь тем, что снабжал порнографов своими откровенными рисунками, среди которых были и автопортреты. Довольно скоро он приобрёл дурную репутацию, множество гонителей и манию преследования. Так, в своём письме от 1910 года он писал: «Как отвратительно здесь! Каждый завидует мне и сговаривается против меня. Прежние коллеги разглядывают меня злорадными глазами». Шиле считал себя непризнанным гением и отождествлял себя с Ван Гогом, он часто любил повторять, что родился в год его смерти. Он также приобрёл одну из версий его знаменитого полотна «Комната художника в Арле» у коллекционера Карла Райнингхайса.
В 1910 году Шиле стал завсегдатаем гинекологических клиник, где он делал зарисовки беременных женщин. Поскольку вероятность умереть при родах или родить мёртвого в начале века была довольно велика, образ беременной стал для художника символом опасной и зыбкой границы между жизнью и смертью. Именно тогда он создаёт картину «Мать и дитя», невольно вызывающую ассоциации с работой его учителя Климта «Возраст женщины», но решительно порывающей со стилем модерн. Здесь, по мнению многих искусствоведов, намечается коренной перелом и поворот к экспрессионизму; здесь же отчётливо проявляется оригинальный стиль художника.
В 1911 году Шиле выставлялся в венской галерее Майтке, которой руководил Рёсслер, а также в Мюнхене, в галерее Ганса Глотца. Однако жизнь в столице, несмотря на появление покровителей, становилась не по карману.
В том же году Шиле повстречал семнадцатилетнюю Вальбургу «Валли» Нойзил, девушку, которая стала его любовницей, моделью и музой – она позировала для картин, многие из которых будут признаны лучшими у мастера. Примечательно, что до него она позировала Густаву Климту, и именно он их познакомил. Поначалу пара уединилась в чешском городке Крумлов (Крумау), но была вынуждена бежать от неодобрения местных жителей. Тогда они осели в захолустном пригороде Вены, в местечке Нойленгбах, где Шиле вновь открыл свою студию для девочек-подростков из неблагополучных семей. В письме своему дяде от 1 сентября 1911-го он писал: «Я продвигнусь так далеко, что людей охватит страх от живой силы моих произведений». Шиле стал разрабатывать в своих произведениях тему смерти и создал значительный цикл работ под названием «Умерший город». Известно высказывание художника: «Alles ist lebend tot» – всё, что живо, мертво. Ощущение скоротечности жизни и восприятие её как медленного угасания стало одной из сквозных тем у Шиле. Он занялся эстетизацией смерти, болезни, нищеты, уродства.
Судебное разбирательство, скандалы, война
13 апреля 1912 года художника арестовали и поместили под стражу в Санкт-Польтене. Полиция изъяла более сотни порнографических рисунков и возбудила дело о совращении несовершеннолетних, грозящее сроком до 20 лет. Шиле были предъявлены обвинения в похищении и растлении, однако они были отклонены. В результате художнику вменили в вину только распространение порнографии. Пока шло расследование, Шиле провёл 21 день в заключении и даже в тюрьме продолжал рисовать автопортреты. В зале заседания судья демонстративно порвал (по другой версии – сжёг) один из рисунков художника. После вынесения вердикта ему оставалось отсидеть всего лишь три дня.
На карьере Шиле судебная тяжба и громкий скандал напрямую не отразились, однако он лишился многих друзей и покровителей. Верными и преданными союзниками, не отвернувшимися в трудную минуту, оказались Валли и Рёсслер.
В ноябре 1912 года Шиле, наконец-то, заполучил полноценную мастерскую в Вене на Хайтцингер Хауптштрассе, 101. Здесь он проведёт оставшиеся шесть лет жизни, весьма плодотворных и богатых на события. После выхода из тюрьмы, художник вновь оказался в центре внимания; последовали выставки в Мюнхене (совместно с живописцами из группы «Синий всадник»), в Кёльне (на международной экспозиции «Сондербунд»), вновь в Мюнхене в галерее Гольца, а также на 43-й экспозиции Венского сецессиона в Гамбурге, Дрездене, Берлине и Штуттгарте. В 1914 году венский модернизм вышел на новый уровень – выставка «Международный Сецессион» объездила Париж, Рим, Кёльн и Брюссель. Таким образом, к началу Первой мировой войны Шиле приобрёл популярность за пределами родины.
Перед мобилизацией (которой Шиле в первый год войны избежал по причине плохого здоровья) художник порвал отношения с Валли и надумал жениться на соседке из дома напротив – простодушной мещанке Эдит Хармс, дочери владельца слесарной мастерской. Валли он предложил «путешествие с развлечениями», от которого та, разумеется отказалась. Девушка была глубоко оскорблена и навсегда исчезла из жизни художника – больше они никогда не встречались. Бывшая муза отправилась на фронт в качестве волонтёра Красного Креста и в скором времени скончалась, заразившись скарлатиной. Сочетавшись браком с Эдит, Шиле вернулся в мелкобуржуазную среду, от которой когда-то бежал и против которой как художник восставал. Всего через несколько дней после свадьбы, 21 июня 1915 года он уехал в Прагу на военные учения.
Шиле очутился в команде, конвоирующей русских военнопленных. В начале он находился под Веной, затем – в лагере для офицеров под Вайсельбургом. Ему обеспечили условия для полноценной работы, назначив писарем: художник смог продолжить рисовать и даже участвовать в выставках. Сохранилось великое множество зарисовок безымянных русских пленных солдат – сегодня они хранятся в Чикагском Институте искусств.
В 1916 году крупный журнал «Ди Акцион» посвятил Шиле целый специальный номер. В начале 1917-го он был переведён в интенданты и вернулся в столицу. Дела шли как нельзя лучше, популярность только возрастала, и сам директор Современной галереи Франц Мартин Хабердитцль приобрёл у художника один из портретов Эдит и несколько графических работ.
Под занавес войны, в январе 1917 года, Шиле перебросили в Вену, определив на место работы в «Имперской и Королевской Комиссии для Армии в Области». Эта комиссия, по существу, представляла собой продовольственный склад, снабжающий солдат продовольствием, табаком и спиртными напитками. Помимо того, что получить такое место было настоящей привилегией, у художника, по-прежнему, сохранялась возможность рисовать. После демобилизации Шиле получил предложение правительства участвовать в спонсированной государством выставке в Дании и Швеции, целью которой было улучшение имиджа Австрии в Скандинавских странах.
В 1918 году, Шиле оказался на вершине австрийского художественного Олимпа, заменив собой покойного учителя – Густава Климта (умер от апоплексического удара в феврале того же года). Шиле получил звание почётного лидера венского авангарда, а его имя намертво соединилось с экспрессионизмом, несмотря на то, что формально он не причислял себя к представителям какого бы то ни было направления. Ему заказали разработку эмблемы для 49-й выставке Венского Сецессиона. Шиле изобразил тайную вечерю, поместив себя на место Христа. Провокация увенчалась успехом, а работы живописца были выставлены в основном зале. При этом, стоит отметить, что он стал постепенно отходить от экспериментов с линией и формой, его персонажи стали более спокойными, типичная для него невротическая резкость рисунка практически исчезла. Внешность людей, глядящих с его полотен, стала более гармоничной и приближенной к стандартам красоты своего времени.
Вместе со своей беременной супругой Эгон переехал в новый роскошный особняк – чета планировала открыть в нём художественную школу. Однако насладиться красивой жизнью было не суждено: Эдит, а затем и сам Эгон заразились испанкой, на тот момент смертельной болезнью, эпидемия которой охватила всю Европу и унесла 20 миллионов жизней.
Эгон Шиле скончался 31 октября 1918 года в возрасте 28 лет. Он лишь на три дня пережил супругу, и в предсмертном послании писал, что их дочь также обречена.
Философская составляющая творчества
В течение жизни, Шиле избегал идентификации с каким-либо направлением авангардизма, и, безусловно, его искусство выходит за рамки экспрессионизма – точно также как искусство любого большого художника преодолевает рамки какого бы то ни было жанра. Он также не был философом и не оставил после себя каких-либо теоретических изысканий – только письма. Это не указывает, как может показаться на первый взгляд, на голый декоративизм или отсутствие рефлексии. Напротив, работы Шиле, его эстетика, отмечены трагизмом, в них заметно влияние фрейдистского психоанализа и тогда лишь зарождающегося экзистенциализма.
Центральными для художника оставались темы человека, Эроса и Танатоса. Его стиль повсеместно узнаваем благодаря истерической, но точной линии, неестественным позам и искажённым пропорциям, обнаруживающим, тем не менее, глубочайшее знание анатомии. Искусствовед Иван Чечот вывел следующую формулу творчества Шиле: «риторика (выспренность) + предметность (внимательность) + орнамент (Schwurgлиний) + материальность (фактуры и цвета)».
Примечателен и тот факт, что художник с некоторой одержимостью рисовал автопортреты, часть которых лишь отдалённо напоминает его самого. В нём парадоксально переплетались нарциссизм и жалость к себе. В письме матери от марта 1913 года он писал: «Все красивые и благородные качества были объединены во мне..., я буду плод, который оставит вечную жизнь позади даже после ее распада. Насколько же вы должны быть рады, что родили меня».
Талант Шиле был многогранен – он писал не только картины, но и стихи. В письме Густаву Груберу он настаивал на том, что каждый художник должен быть поэтом. Одно из его стихотворений, «Автопортрет», многое проясняет в психологии художника:
АВТОПОРТРЕТ .
Я для себя и того, для которого
голодное пьянство во имя
свободы со мной есть всё,
и также для каждого, потому что каждого
я люблю. - Люблю.
Я среди благороднейших,
самых благородных,
и тех, кто расплачивается,
расплачивается больше всех.
Я человек, я люблю
смерть и люблю
жизнь.
1910 (Перевод Л. Зински).
Судьба наследия
После смерти художника сохранилось порядка 300 картин (из которых 220 хранятся в музее Леопольда) и несколько тысяч рисунков – за свою короткую жизнь он написал больше, чем многие признанные гении. В 20-30 годы его творчество оказалось забытым, а с приходом к власти нацистов, его причислили к так называемым «дегенеративным художникам». Некоторые картины Шиле, принадлежащие евреям, ставших жертвами нацистов (в частности коллекционерам Морису Эйслеру и Карлу Мэйлэндеру и арт-дилеру Лее Бонди-Джарей), оказались в конечном счёте в Фонде Леопольда. В 90-е годы некоторые картины были возвращены потомкам изначальных владельцев. Реституция сопровождалась скандалами и жаркими дискуссиями, после чего в 44 странах мира были приняты специальные законы о реституции.
Возрождение интереса к Эгону Шиле наблюдается с начала 60-х годов, когда о нём стали выходить увлекательные монографии и искусствоведческие статьи. С тех самых пор ретроспективные выставки его лучших работ стали проходить в крупнейших мировых музеях с завидной регулярностью, фигура художника и его эксцентричная жизнь нашли отражение в массовой культуре. Кроме того, живший быстро и умерший молодым, он стал кумиром и романтическим героем в субкультуре панков. Об экспрессионисте были написаны романы «Порнограф из Вены» Люиса Крофтса и «Высокомерие» Джоаны Скотт, а также снято несколько фильмов. Шиле также удостоился изображения на австрийской почтовой марке в 1990 году.
Велико и неоспоримо влияние Эгона Шиле на дальнейшую историю искусства. Это влияние испытали на себе экспрессионисты, крупнейший архитектор Фриденсрайх Хундертвассер, Лусьен Фрейд, Френсис Бэкон, а также многие иллюстраторы моды.
На родине шиле чтут как одного из величайших художников всех времён, и его работы чрезвычайно растиражированы. Наконец, на арт-рынке с каждым годом возрастают цены на его графические работы. Их довольно часто подделывают. При этом особенной редкостью и драгоценностью считаются украшенные им открытки и почтовые конверты военного периода.
В 2013 году рисунок Шиле «Любовники», написанный гуашью и простым карандашом, ушёл с аукциона Sotheby’s за рекордную сумму в 7,9 миллиона фунтов стерлингов. Два других были проданы за 6,1 миллион.
Кирилл Алексеев
Иcкусствовед, глава образовательных программ Музея Москвы
Сергей Хачатуров
Историк искусства, преподаватель исторического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова
О рисунках Климта и Шиле и их месте в истории
Сергей Хачатуров : «Эта выставка показывает, насколько разнообразны рисунки обоих художников. Шиле завершил свою карьеру тогда, когда в двери стучались экспрессионизм и ар-деко: его прорывные вещи содержат в себе что-то из архаики, любовь к которой как раз была близка и ар-деко. А женские и детские образы Шиле очень разнообразны - они могут напомнить реализм натуральной школы и даже нашего Серова. Первые рисунки же Климта очень академичны и напоминают предшествующие стили - прежде всего, маньеризм».
Эгон Шиле. Художник Макс Оппенгеймер, 1910
Кирилл Алексеев : «В графических работах Климта и Шиле есть общее - линия: плавная, текучая, обнимающая - у одного, и нервная, дрожащей рукой как будто бы нарисованная (но на самом деле, конечно же, очень уверенная) - у другого. В этих рисунках - отражение естественного хода истории мирового искусства: стиль модерн сменился изломанными линиями конструктивизма. Оба художника умерли в одном - 1918 году, и хотя они были связаны достаточно условно, но вместе отражают всю историю графики своего времени, которая подготавливала живопись к прорыву. Графика вообще намного более сильно передает идеи: живопись монументальна, а графика ловит мысль на лету - над редким рисунком художники будут трудиться больше пары дней. Поэтому в рисунках мы видим обычно чистое переживание, незамутненное временной оптикой. Живопись может обмануть: художник к ней возвращается по несколько месяцев, может сделать ее более декоративной, как это любил показывать Климт, а здесь человек практически сведен до абстракции, передает трепет и нервозность. Именно поэтому в сексуальности образы обоих художников трудно обвинить: они местами почти абстрактны.
И Климт, и Шиле нам интересны потому, что они занимают переломное место в искусстве на пути к абстрактной живописи, находятся фактически на полпути к беспредметности. Отношение к телу у любого художника неизбежно определяется состоянием стиля, а в данном случае мы можем констатировать эпоху перелома с фигуративной живописи к модернистской. У Климта фигура располагается на практически беспредметром фоне, у Шиле - на молочном абстрактном, а, как мы помним, Малевич говорил, что все выходит из белого цвета. Конечно, западные художники знали о том, что происходило в русском искусстве, они размышляли о беспредметности, и белый фон многих их работ вполне мог был быть этим мотивирован.
Густав Климт. Этюды для Бетховенского фриза, 1901
© The Albertina Museum, Vienna
Линии «Шиле - Фрейд» и «Шиле - Бэкон» очевидны. Во всех этих случаях мы видим послевоенное искусство, только на глазах Шиле случилась Первая мировая война, а у Фрейда - Вторая. И там и там мы видим персонажей, которых общество размололо: люди, красивые своей болезненностью, асимметрией и страданием - на самом-то деле не слишком украшающими переживаниями, которые выражаются и в позе, и в «бесстыдстве», по-прежнему дразнящем критиков. Кроме того, Шиле с Фрейдом роднит и техника: у того и другого линия - самостоятельная, практически абстрактная единица, в первом случае - дрожащая и ломаная, а во втором - очень четкая. Понятно, почему так происходит: связь художников отражает закономерности развития искусства. Что касается Климта, так это тот автор, который ведет живопись к обнулению, растворению, превращает своего персонажа в облако - и его линия продолжится в классической абстрактной живописи, которая по сути своей антропоморфна».
О современности Климта и Шиле
Эгон Шиле. Автопортрет в обнаженном виде. Гримаса, 1910
© The Albertina Museum, Vienna
Сергей Хачатуров : «Может показаться, что Шиле более созвучен сегодняшнему дню, а Климт принадлежит истории, музею, визуальной культуре прошлого. Но эта выставка ломает стереотипы: смотреть тонкие работы Климта по-хорошему трудно в отличие от привлекательных и ярких рисунков Шиле, с их жесткими линиями, будто высеченными резцом. Но неуловимость и тонкость графики не есть качество неумелости: напротив, это высший пилотаж. На мой взгляд, он роднит графику с кинематографом - то есть тем искусством, которое оперирует понятием развития сюжета в пространстве. Анри Бергсон это качество называл длительностью. Так вот, рисунки Климта как будто бы сняты в неопределенности, их мерцающий контур имеет особую музыкальность пластики. Но смотреть на них сложнее, чем на яркие и привлекательные листы Шиле. Но эта выставка показывает, что Климт был более сложным, чем просто представитель модерна или ар-нуво. Простота его как будто наивных графических листов, напоминающих детские рисунки, обманчива.
Густав Климт оперирует различными традициями и собирает сложный образ. Его эстетика на самом деле очень современна: тот же его знаменитый «Поцелуй» - это фактически коллаж, важный прием постмодернизма. Мы привыкли думать о нем как о представителе трафаретного модерна, когда графический образ или певучая линия проецируются на плоскость, - это и есть формула рисунка модерна. А здесь линии такие тонкие, что создают вибрацию и объем, который преодолевает трафаретную плоскость.
Густав Климт. Женское лицо, щекой прижатое к рукам, 1903
© The Albertina Museum, Vienna
У Шиле наоборот: мы видели вначале его графические картины, которые сделаны по принципу аппликации. Он оказался очень отзывчивым к веяниям времени - и вплотную подошел к новой вещественности, жаль, что прожил только так недолго. Шиле закрыл своим творчеством ту эпоху модерна, которую открыл Климт. Его графическая техника напоминает о молодежной культуре сегодняшнего дня - именно поэтому его так любят 17-летние. Когда мы смотрим на его работы, то понимаем, что эти образы где-то близки Бэнкси и другим изображениям, которые граффитчики делают на бетонных заборах. Его вибрирующие линии напоминают о культуре современных субкультур своей удивительной жизненной силой и энергией, которая как сжатая пружина вот-вот выпрямится и прорвет поверхность».
Эгон Шиле. Лежащая обнаженная с поджатыми ногами, 1918
© The Albertina Museum, Vienna
Кирилл Алексеев : «И Климт, и Шиле оба созвучны сегодняшнему дню. У нас и сегодня присутствует не очень здоровое отношение к сексу и телу, и сам факт того, что были разговоры о возрастном пороге выставки и его необходимости просто смешон. Как это можно еще понимать, кроме как знак того, что авторы актуальны, а тема злободневна? Современное искусство обеспокоено отношением к человеку, его ролью в обществе. А в искусстве, которое рефлексирует на эту тему, неизбежно разговор о свободе проявляется темами, связанными с телом. Взлет Люсьена Фрейда случился именно на фоне важности общественных разговоров о человеческой свободе и благодаря его внимания к телу - не слишком красивому, которое он демонстрировал всегда. Поэтому актуальность этой выставки про Шиле и Климта, конечно, намного серьезнее, чем размышление о том, как именно нужно изображать тело: она отражает скорее интерес к человеку, его правам и его месту в обществе».
О разном подходе к обнаженному телу
Эгон Шиле. Спящая девушка, 1911
Хачатуров : «Английские искусствоведы предложили в своих книгах использовать два термина: человек обнаженный и человек голый. Густав Климт видит обнаженную натуру сквозь фильтры классически обнаженных образов. Даже если он ее рисует, то как будто бы показывает в покровах. Обнаженный человек на картине Климта защищен культурными кодами. А Шиле так радикален, что не боится травмы наготы, - эту линию после него подхватят Френсис Бэкон и Люсьен Фрейд. Они не стесняются показывать наготу именно как наготу, а не типизацию обнаженного тела. В то время была открыта бездна подсознания, которая привела к радикальному обнажению всех подтекстов в живописи: культурные коды капитулировали, а художники и философы показали незащищенную точка бытия с нервами и болью. В этом смысле Шиле, конечно, более провокационный художник, а Климт совершает более тонкую работу с культурными кодами.
Я бы не сказал, что на этой выставке есть самоцензура. То, что тема обнаженного тела не становится главной, связано со следующим моментом: кураторы хотели показать разнообразные стороны творчества Шиле. Если бы тема была связана с жанром ню в его творчестве, то можно было бы обсуждать откровенность и обнаженность - здесь же представлена достойная архитектурная графика, эскизы, галерея портретов, напоминающая работы Константина Сомова с его фирменной болезненной заостренностью черт. Вроде бы ничего не происходит на рисунке, а вроде бы меняются судьбы человеческие - и это происходит в разных частях мира в один и тот же 1917 год. Нам показали такого Шиле, который меняет наши границы и понимание художника».
Эгон Шиле. Натурщица в красном, 1914
© The Albertina Museum, Vienna
Алексеев : «Каждое произведение искусства - это отражение автора в материале. Художник показывает то, что он хочет сказать, и главное в данном случае - не обманывать себя. Главная проблема обнаженного тела - это пошлость: она возникает неизменно, если художник хотя бы немного занимается самообманом. Ни у Шиле, ни у Климта этой пошлости не возникает, потому что оба они честны и прямолинейны в изображении своей сексуальности. Начало XX века развязностью нравов не отличалось: посмотрите только журналы мод - увидите на редкость консервативное общество. То, что делают Климт и Шиле, можно назвать пощечиной общественному вкусу. С точки зрения сюжета это фактически две стороны одного и того же: оба художника переживают один и тот же материал, только один из них в форме страдания, а другой - гедонистического наслаждения.
© The Albertina Museum, Vienna
Ключевая история любой выставки - это повествовательное высказывание. В этом случае выставка - не демонстрация работ, а идея, воплощенная в материале. Если бы у обоих художников привезли более традиционные работы вроде «Поцелуя» и жены Фердинанда Блоха - я сейчас говорю о живописных произведениях, - то это породило бы более традиционные интерпретации. Здесь же кураторы решили показать более сложную задачу: показ рисунков художников требует рассказа о скандальной жизни Шиле и Климта (он тоже был не подарок - феноменальный бабник по жизни и сибарит) и лейтмотивах их творчества: эстетического пребывания в чувственной среде Климта и преодоления социальной среды у Шиле. Как экспозиционер, возможно, какие-то вещи я бы сделал по-другому, но мне легко об этом говорить со стороны, а у ГМИИ, я уверен, были серьезные основания выбирать и такой цвет стен, и такое оформление. Я поражаюсь, почему критика так мало говорит об этой выставке, по сути своей блестящей - достаточно смелой в наше ханжеское время. Помните скандал со Стерждессом (фотографии содержали очень смутный сексуальный подтекст)? А в случае с Климтом и Шиле история хранит память о них как о достаточно развязных в этом смысле людях, и то, что музей не испугался их произведения демонстрировать и спокойно их обсуждать, говорит положительно и о работе музея, и о преувеличенном внимании к этой теме в нашей жизни».
Октябрь 2017 - январь 2018. Галерея искусства стран Европы и Америки XIX-XX веков. Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина.В середине октября 2017 года в ГМИИ им. А.С. Пушкина откроется выставка графических работ крупнейших представителей австрийского искусства начала XX века Густава Климта (1862-1918) и Эгона Шиле (1890-1918). Выставка состоится в рамках «Года туризма Россия - Австрия 2017», который открывается в Москве 12 января 2017 года.
На первой в России масштабной выставке произведений Климта и Шиле будет представлено около 120 рисунков из собрания Музея Альбертина (Вена). Среди них «Инициал “D”, иллюстрация для журнала “Ver Sacrum”» (1897/98) Густава Климта, а также «Сидящая женщина» (1918), «Лежащая полуобнаженная девушка» (1911), «Шиле с обнаженной моделью перед зеркалом» (1910) и «Автопортрет в оранжевой куртке» (1913) Эгона Шиле. На выставке также экспонируются фантастические, экспрессивные и часто трагические образы другого австрийского графика - Альфреда Кубина (1877-1959), современника Шиле и Климта.
Густав Климт пользовался репутацией феноменального рисовальщика, который обеспечил себе совершенно особое место не только в австрийском, но и в мировом искусстве. Его экспрессивные рисунки, в том числе изображения обнаженной модели, шокировавшие современников своей откровенностью, оказали влияние на творчество более молодых художников - Эгона Шиле и Оскара Кокошки.
Шиле начинал карьеру художника в то время, когда Климт уже достиг вершины своего творчества. В 1906 году шестнадцатилетний мальчик был самым молодым среди учащихся Венской Академии художеств. Всего за несколько следующих лет он овладел различными техниками рисования, усвоил опыт разных художественных направлений - натурализма, символизма, позднего импрессионизма, модерна, освободившись от всех условностей академического искусства.
Выставка в ГМИИ им. А.С. Пушкина на материале первоклассных произведений из собрания Альбертины даст зрителям возможность глубже понять эволюцию творчества выдающихся австрийских мастеров, творческий метод и неповторимый эстетический мир каждого из них.
Виталий Александрович Мишин, куратор выставки, ведущий сотрудник Галереи искусства стран Европы и Америки XIX-ХХ веков, хранитель французского рисунка XVI-XX веков: «Думаю, для многих российских зрителей эта выставка станет открытием новых эстетических горизонтов. Она расширит привычные представления о красоте, выразительности и, может быть, даже о границах дозволенного в искусстве. В нашей стране, в силу разных исторических обстоятельств, гораздо лучше знают парижский авангард начала XX века, нежели художественную жизнь Вены «около 1900 года». Это относится и к рисунку, несмотря на то, что и Климт, и Шиле давно признаны одними из самых выдающихся рисовальщиков в истории искусства. Но чтобы оценить чисто графическую прелесть и мощную энергетику этих произведений, их надо видеть своими глазами: репродукции в книгах и в интернете не передают и малой доли художественных качеств, присущих рисункам великих австрийских мастеров. Экспозиция в залах ГМИИ, основанная на богатейшем собрании Альбертины, предоставит нам такую редкую возможность».
Эгон Шиле. «Автопортрет в оранжевой куртке». 1913. Карандаш, акварель, гуашь
Это первая в России большая выставка двух главных австрийских художников начала XX века. Несмотря на то что знаковых живописных работ Густава Климта (1862-1918) и Эгона Шиле (1890-1918) в Москву не привезут, организаторы обещают, что экспозиция (около 100 рисунков) даст исчерпывающее представление о венском модерне. Это и наброски к живописным полотнам, и портреты, и, конечно, столь любимая и тем и другим обнаженная женская натура.
Эгон Шиле. «Сидящая женщина». 1918. Черный мел
«В нашей стране в силу разных исторических обстоятельств гораздо лучше знают парижский авангард начала XX века, нежели художественную жизнь Вены около 1900 года. Это относится и к рисунку, несмотря на то что и Климт, и Шиле давно признаны великолепными рисовальщиками. Но, чтобы оценить графическую выразительность и мощную энергетику этих произведений, их надо видеть своими глазами: репродукции не передают и малой доли их художественных качеств», — говорит куратор выставки, ведущий научный сотрудник Галереи искусства стран Европы и Америки XIX-ХХ веков ГМИИ Виталий Мишин.
Эгон Шиле. «Лежащая полуобнаженная девушка». 1911. Карандаш, акварель, гуашь, белила
Графика сыграла важную роль в сложении венского модерна. Достаточно вспомнить знаменитые афиши выставок объединения «Венский Сецессион», созданного в 1897 году Климтом с Коломаном Мозером, Йозефом Хоффманом и другими художниками, порвавшими с академической традицией, и оформление издаваемого ими журнала Ver Sacrum (на латыни — «весна священная») — рупора объединения. На выставке покажут, в частности, иллюстрацию для него — «Инициал D» (1897-1898) Климта.
Густав Климт. Инициал «D», иллюстрация для журнала Ver Sacrum. 1897/1898. Перо и кисть тушью
Именно в графике ярко раскрылся дар Климта как рисовальщика — в точности и выразительности линии в сочетании с элегантной декоративностью. Его экспрессивные рисунки оказали влияние и на художников следующего поколения, в первую очередь на Шиле. Климт покровительствовал молодому художнику: представлял его заказчикам, сам даже покупал его рисунки и знакомил с натурщицами, которых и тот и другой изображали в самых откровенных эротических позах, шокировавших добропорядочную публику на выставках.
Эгон Шиле. «Шиле с обнаженной моделью перед зеркалом». 1910. Карандаш
Однако Шиле, всю жизнь считавший себя учеником Климта, создал собственный неповторимый стиль, ознаменовавший переход от модерна к экспрессионизму. В Москве среди прочих покажут его эталонные для этого стиля рисунки 1910-х годов, такие как «Шиле и обнаженная модель перед зеркалом» (1910), «Автопортрет в оранжевой куртке» (1913) и «Сидящая женщина» (1918).
ГМИИ им. А.С.Пушкина
Густав Климт и Эгон Шиле. Рисунки из музея Альбертина (Вена)
10 октября - 14 января 2018
