Городская проза второй половины ХХ в. в отечественном литературоведении и литературной критике 1970-1980-х гг. традиционно рассматривалась как бытовая проза , «пласт литературы, где через подробнейший быт показано отступление человека от нравственных принципов нашего общества». Т. М. Вахитова первой из отечественных исследователей поставила акцент не на социально-бытовой проблематике произведений о городе и горожанах, а на особенностях поэтики : «…Специфика “городской ” прозы ощущается достаточно отчетливо. Она определяется не только социальной характеристикой героев, живущих и работающих в городе, миром их интересов, но и своеобразной урбанистической поэтикой ». Вопрос о специфике урбанистической поэтики , весьма точно сформулированный исследователем, оказался практически неразработанным в контексте статьи, а в качестве главной задачи городской прозы было названо «изображение простых, неприметных, обыкновенных людей в обычных житейских ситуациях», т. е. поэтика городской прозы и проблема отражения в ней мира повседневности не рассматривались в одном исследовательском ракурсе.

В фокусе «городской прозы» сходятся многие острые социальные и психологические коллизии времени. Причем, если о «деревенской прозе» можно говорить как о явлении завершенном, то «городской прозе» в условиях нашей стремительной «урбанизацией» и вызванных ею драмах и проблемах еще далеко до ухода со сцены. Здесь можно назвать книги В. Тендрякова и Ю. Трифонова, А. Битова, В. Дудинцева, Д. Гранина, С. Каледина, А. Кима, В. Маканина, Л. Петрушевской, Г. Семенова и др.

Наиболее яркий представитель так называемой «городской прозы» (термин этот еще более условен, чем термин «деревенская проза») - Ю.В. Трифонов, хотя в творчестве этого писателя значительное место занимают исторические романы. Трифонов развивает в прозе традиции психологического реализма, особенно он близок к традиции А.П. Чехова. Одна из сквозных тем «городских повестей» писателя - тема «великих пустяков в жизни», тема «мелочей», которые засасывают человека и ведут к саморазрушению личности (повести «Обмен», «Другая жизнь», «Дом на набережной», «Предварительные итоги», «Позднее прощание»). Писатель утверждает необходимость для каждого человека прорваться к своей подлинной сущности, к самопознанию, так как у «каждого... должно быть то, что волнует воистину. Но надо до этого доползти, докарабкаться». «Городской» цикл Ю. Трифонова по поднятым проблемам может быть соотнесен с широким кругом произведений современных писателей: В. Распутина, В. Тендрякова, В. Шукшина, В. Астафьева и др. Повести Ю. Трифонова органично вписываются в контекст «городской прозы» Д. Гранина, В. Маканина, А. Битова и др. Нравственно-философская направленность - отличительная черта прозы конца 60-80-х гг. Так, проблема нравственного компромисса героя стоит в центре писателей «младшего поколения» 70-х годов, в рассказах Г. Семенова, повестях и романах В. Маканина.

Прозу Юрия Валентиновича Трифонова , «Колумба городской прозы » и мастера «социальной археологии» города, литературоведы долгое время относили к разряду бытописательской литературы. В результате отказа от привычного социально-бытового исследовательского ракурса стало очевидно, что бытовое начало «московских» повестей зримо восходит к бытийному, и городскую прозу Ю. В. Трифонова следует рассматривать через призму повседневности - центральной художественной и нравственно-философской категории его творчества, синтезирующей бытовое и бытийное содержание жизни.

Выбрав в качестве точки отсчета повседневность и реабилитировав ее как «локус творчества» (А. Лефевр), Трифонов невольно вступил в полемику с традицией литературы постреволюционного времени, демонстративно порвавшей с бытом и изображавшей его в сатирическом модусе. Следует отметить, что борьба с бытом в России ХХ в. закономерно сменяется попытками подчинить быт, сделать его приемлемой средой обитания: на смену обличению «нитей обывательщины» в 20-е гг. приходит кампания за культурность быта 30-х гг.; возрождение романтики безбытности в 60-е гг. оборачивается новым погружением в частную жизнь и быт в 70-е. Трифонов, отразивший эту метаморфозу (от героического прошлого первых революционеров к однообразному, подчеркнуто негероическому настоящему их детей и внуков), увидел в бытовом содержании жизни скрытый потенциал и в своих московских повестях воссоздал повседневность как сферу вещей, событий, отношений, являющуюся источником творческого, культурного, исторического, нравственного, философского содержания жизни.

Герои московских повестей, представляющие мир интеллектуалов (в силу профессиональной принадлежности и сферы деятельности), воспринимают повседневность как естественную среду обитания, в которой есть и обступающий со всех сторон быт, и сфера интеллектуальных и духовно-нравственных исканий, синтезирующая бытовое и непроявленное бытийное содержание жизни. Мир повседневности становится очагом конфликта (идейного, социального, любовного, семейного), как правило, в момент актуализации «квартирного вопроса».

В повести «Обмен» (1969) нравственный конфликт изначально переведен в систему пространственных координат: создана своеобразная оппозиция двадцатиметровой квартиры на Профсоюзной улице, в которой мать Дмитриева, Ксения Федоровна, проживает одиноко, и комнаты Дмитриевых, поделенной ширмой на взрослую и детскую части, служащей местом проживания трех человек. Поводом для снятия этой оппозиции становится смертельная болезнь Ксении Федоровны, а способом - квартирный и нравственный обмен, организованный женой Виктора Дмитриева Леной. Поначалу главный герой пытается уклониться от этой ситуации и сыграть роль «постороннего»: не идти на моральный компромисс, но и не противостоять злу напрямую, предпочитая бездействие. В дальнейшем обнаруживается, что невмешательство, непротиводействие злу само по себе оборачивается злом: философия Мерсо (на которую неосознанно ориентируется Дмитриев), не выдерживает проверки жизнью, а единственным точным нравственным диагнозом становятся слова матери: «Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел…»

Главная героиня повести «Другая жизнь» (1975), Ольга Васильевна, после смерти мужа остается жить в квартире свекрови, о чем сообщается как о вынужденном решении: «Жить вместе было трудно, хотели было разъехаться и расстаться навсегда, но удерживало вот что: старуха была одинока и, расставшись с внучкой, обрекала себя на умирание среди чужих людей…». В этой повести Трифонов рассматривает «квартирный вопрос» через призму оппозиции «любовь к ближнему - любовь к дальнему»: «Ах, как бы она [Ольга Васильевна] жалела, как бы ценила старуху, если бы та жила где-нибудь далеко! Но в этих комнатках, в этом коридорчике, где прожитые годы стояли тесто, один к одному впритык, открыто и без стеснения, как стоит стоптанная домашняя обувь в деревянном ящике под вешалкой, сколоченном Сережей, здесь, в этой тесноте и гуще, не было места для жалости». Близость проживания приводит к духовному разобщению и в дальнейшем к полному отчуждению. В «Другой жизни» Трифонов не находит иного решения «квартирного вопроса», кроме бегства героини за пределы квартиры, дома, города («В Москве ей места не было»).

«Квартирный вопрос», погружающий читателя в художественный мир московских повестей, - это своеобразная точка отсчета в реконструкции повседневности 50-70-х годов ХХ в. В развитии действия произведений особую значимость приобретает поэтика «мелочей жизни».

«Великое испытание» бытом проходят практически все персонажи «московских» повестей, при этом мелочи служат в повестях Трифонова особой сигнальной системой: деталь одежды, предмет обихода, жест, запах играют роль авторского комментария, дополняют, конкретизируют произносимые героями слова. В повести «Обмен» в описании супружеской спальни Виктора и Лены Дмитриевых акцент сделан на такой детали, как две подушки, «одна из которых была с менее свежей наволочкой, эта подушка принадлежала Дмитриеву». Учитывая контраст несвежей наволочки Виктора и «свежей ночной рубашки» Лены (эта деталь появляется в данном эпизоде в целях создания контраста и формирования микроконфликта ), можно сделать вывод об угасании чувств между супругами, выражающемся в игнорировании женой бытовых потребностей мужа. В дальнейшем этот вывод подтвердится такими фактами, как отказ Лены от приготовления завтрака, проявление неуважения к памяти об отце Виктора. Последнее обстоятельство подтверждается в эпизоде с портретом Дмитриева-старшего: Лена вынесла портрет из средней комнаты в проходную, что, по мнению старшей сестры Виктора Лоры, «не бытовая мелочь, а… просто бестактность», в восприятии Лены, напротив, это мелочь, пустяк: «она сняла портрет только потому, что нужен был гвоздь для настенных часов».

29. Драматургия А. Вампилова.

За исключением А.В. Вампилова (1937-1972), драматургия явно «не дотягивала» до уровня прозы, да и поэзии времени застоя. Может быть, потому, что развитию драматургии очень повредила «теория бесконфликтности», отзвуки которой слышались вплоть до 70-х годов. В 1960-е годы ведущими драматургами стали В. Розов, Л. Зорин, А. Арбузов, А. Володин, М. Рощин. Все они были в известном смысле «детьми XX съезда», их пьесы ставились на сцене московского «Современника», возникшего на волне всеобщего подъема и оживления в 1956 г. При всем разнообразии творческих поисков у этих драматургов было нечто общее: все они были повернуты лицом к человеку, к его внутреннему миру. Драма 1960-1970-х годов проявила интерес к исследованию нравственного становления человека. Традиционная социально-психологическая драма продолжала развиваться и в 80-е годы, сохранилась она и в наши дни. В целом можно сказать, что подобный вид драматургии являлся ведущим в театре 1960-1980 гг. Подлинным открытием драматургии 2-ой половины XX в. стал театр А.В. Вампилова, создавшего с 1965 по 1971 г. пьесы «Прощание в июне», «Старший сын», «Утиная охота», «Провинциальные анекдоты» и «Прошлым летом в Чулимске». Его пьесы обрели сценическую жизнь после смерти драматурга. Вампилов, с одной стороны, следует традиции, заявленной в социально-нравственной драме 1960-х годов; с другой - используют те формы театральной условности, которые получат свое развитие в драматургии 1980-х годов. Он создает оригинальный театр, неповторимый по художественному видению мира и своеобразию поэтики. Он стремится показать нравственную подоплеку поступков героя за анекдотичностью ситуаций, сливает воедино фарс и трагедию, нередко использует эксцентрику, парадокс. Парадоксально развивается интрига, например, в «Старшем сыне», когда главный герой, выдав себя за мнимого сына и брата, действительно начинает ощущать свое родство с приютившими его людьми. Взаимопроникновение и смешение жанров является характерным признаком всех драм Вампилова. «Утиная охота» - пьеса об ужасе нравственного опустошения, пьеса бесконечно горькая и правдивая. Повествование идет в ней на грани комического и трагического, лирического и драматического, бытового и философского. Взаимопроникновение таких разных стилей дало поразительный сплав, в результате которого возникает ощущение подлинности происходящего на сцене. Автор «Утиной охоты» отказался от деления героев на «положительных» и «отрицательных», нет у него и образов-рупоров авторских идей. Его центральный герой - совершенно новый драматический тип, так называемый «оступившийся» герой - Колесов («Прощание в июне»), Бусыгин («Старший сын»), Зилов («Утиная охота»), Шаманов («Прошлым летом в Чулимске»). Загадочный, рефлексирующий, он, как правило, осознает свое нравственное несовершенство и в какой-то момент жизни оказывается перед необходимостью выбора между бездуховным существованием и трудной борьбой за сохранение себя как личности. Как бы низко не пал герой, автор всегда дает ему шанс духовного возрождения. Это выражается в особых открытых финалах, которые возвращают зрителя к началу пьес, но возвращение всегда происходит на новом уровне, на новом витке жизни, демонстрирующем ее поступательное развитие. Пьесы драматурга, органично соединяющие естественность и условность, сильны своей неоднозначностью, недоговоренностью; неслучайно критики отмечают их сходство с жанром притчи. Во многом этому способствуют сквозные образы-символы, проходящие через образную ткань пьес (утиная охота, полисадник в «Прошлым летом в Чулимске»). Театр Вампилова, отразивший «трагедию безверия» (А. Битов) целого поколения, теперь стал классикой драматургии.

30. Специфика поэзии В.Высоцкого.

Началом пути поэта были «блатные» песни, романтика преступного мира 50-х годов. Первые песни Высоцкого трудно отличить по форме и по содержанию от «народных блатных» песен. Постепенно они усложнялись, в них проступала индивидуальность автора. «Блатные» песни Высоцкого, по сути, – талантливая стилизация, пародия на настоящие блатные песни. Сначала кажется, что все совпадает: есть и герой с криминальным прошлым или с хулиганскими замашками, и душещипательная история, и характерная для таких песен мелодия «на три аккорда», однако это не так. В подобных песнях у Высоцкого всегда присутствует изрядная доля иронии по отношению к герою и, опять же, некие критические наблюдения социального плана. Среди героев Высоцкого, с одной стороны, сложные личности, вступающие в конфликт с властями и общественным укладом жизни, с другой – безнравственные мерзавцы, цинично попирающие честь и достоинство человеческой личности, хулиганы, убийцы, предатели.

Главным объектом его сатиры становится общество в целом, где народ спаивают сознательно, а антиалкогольную пропаганду ведут формально, ведь пьют практически все, но признать это не хотят. Тема пьянства, к сожалению, продолжает оставаться актуальной и в наше время, потому что остаются социальные причины пьянства, традиции. Сатирические песни Высоцкого – блестящий пример соединения шутливой формы и глубокого содержания. Обратимся к такой его песне, как «Товарищи ученые». Герой, от лица которого выступает поэт, достаточно типичен для Высоцкого. На первый взгляд, это полуграмотный крестьянин-лапотник – сама простота и наивность, что подчеркивается просторечными словами, разговорной лексикой (добалуетесь, небось, сольцой, покумекаем и др.), умильными интонациями. Однако не так-то уж прост этот герой, уж очень много «научных» слов он знает. Да и отношение к «милым» товарищам ученым оказывается весьма ироничным, а оценка их работы – весьма критической. Гражданская позиция Высоцкого ощущается во всех его песнях – и серьезных, и шуточных. Он всегда остается нетерпимым ко всем недостаткам, которые видит вокруг, но вместе с тем пафос его песен основан на вере, что их можно преодолеть. Он любит своих героев и доверяет им, потому что видит в них людей.

Высоцкий в своих песнях всегда социален, но у него меньше сарказма, ирония его мягче, а сами песни кажутся более оптимистичными. В шуточных песнях Высоцкого мы сталкиваемся с уникальным феноменом доброй сатиры («Мишка Шифман», «Диалог у телевизора» и др.) Как это сделано? Высоцкий в ситуации, описываемой в стихе, видит и разрабатывает прежде всего смешное как категорию. Смех превалирует, остается самым сильным впечатлением. К тому же повествование от первого лица переводит сатирический заряд в самоиронию. Позы насмешливого судии нет. Но все-таки – сатира. Потому что безошибочно выцелены точки действительной и нашей глупости. Таким образом, добрая – это как, а сатира – это что. Разумеется, речь не о чистых шутках типа «Кук», «Поездка в город». Необычно в поэзии Высоцкого представлен жанр городского романса.

Условность, фантастика, гротеск в песнях-сказках Высоцкого объективно обоснованы особенностями его творческой индивидуальности . Эти формы изображения создают у него не только мифологический или сказочный мир, но и выявляют общественные пороки . Целям социальной критики служат также и басни Высоцкого. Басней, как известно, называют аллегорический рассказ с назидательным окончанием, характеризующийся образностью, точностью выводов, общечеловеческой типичностью описываемых ситуаций и обязательной их оценкой. Таковыми являются, например, «Белый слон», «Дурачина» и другие. Одной из причин обращения к резко оценочной форме фантастики – жанру басни – можно считать особую степень экспрессивности авторского отношения к герою, жизненной коллизии, неприятие злобного мещанства и существующего общественного уклада: «Не один из вас будет землю жрать, / Все подохнете без прощения» («Козел отпущения»).

Обращает на себя внимание такой жанр поэзии Высоцкого как баллада – лиро-эпическое произведение с напряженным драматическим сюжетом. Философские баллады «О любви», «О борьбе», «О ненависти», «О времени» «О детстве» раскрывают личность поэта, его отношение к высшим человеческим ценностям. «Баллада о детстве» не является буквально автобиографической, но рассказ Высоцкого о своем сверстнике (почти о себе) помогает читателям почувствовать корни его творчества, понять поколение, которое выросло с ним и для которого он писал. В ней мы встречаемся с воспоминаниями автора, взглядом «изнутри» событий, причем увиденных и воспринятых глазами и сознанием ребенка: «Не боялась сирены соседка, / И привыкла к ней мать понемногу, / И плевал я – здоровый трехлетка – / На воздушную эту тревогу!» «Баллада о детстве» занимает особое положение в контексте балладной традиции. В ней с эпическим размахом показаны трагические перипетии 1930 - 1950-х, вырастающие из бытовых коллизий, позволяя увидеть «зерно» лирической поэмы «о времени и о себе».

Поэт Высоцкий в большой степени наделен даром импровизации, и многие его баллады сложены именно так. Это факт, что почти в каждом произведении набрасывалось строф больше, чем входило в окончательный вариант. И эти «открытые композиции» можно закончить, а можно продолжать и продолжать. Избранная тема цепляет и наматывает на себя – образ за образом – что-то потом большее, потом многое. Рамок для темы нет. Именно так сделаны баллады «Мак-Кинли», «Я не люблю», «Песня о конце войны», «Истома ящерицей ползает в костях», обе «Баньки», «Он не вернулся из боя». В бытовых балладах Высоцкого эпическое, событийное начало тесно связано с началом комическим, смеховым. Можно утверждать, что смех (комическое событие, случай, анекдот) служит в них базисом. Смех овеществляет, «обытовляет» всё высокое, условное, переводит его в план материальный, бытовой. Подобно тому, как в балладе-трагедии существует катарсис трагический, в балладе-комедии существует смеховой, комический катарсис (преодоление смерти и «скуки жизни» через осмеяние).

31. Особенности жанрового развития военной прозы 1950-1970-х годов.

1. Проза фронтового поколения представляет собой неоднородное литературное направление, в котором выделяется лейтенантская проза и продолжающая ее вектор развития проза второй половины 1960-х – середины 1980-х гг., а также проза, находящаяся на границе направления, сочетающая традиции лейтенантский прозы и литературы соцреализма.

2. Проза фронтового поколения освоила державные и антивоенные традиции, взаимодействие которых и определяет вектор развития данной типологической общности писателей. Державная традиция развивает идею о сильном государстве, гражданском долге перед страной. В контексте державной традиции выделяются индивидуальные традиции Н.С. Гумилева, А.А. Блока. Антивоенная традиция выразилась в обосновании идеи войны против войны, войны ради мира. В рамках антивоенной традиции выделяется традиции прозы Л.Н. Толстого и В.М. Гаршина.

3. В лейтенантской прозе (повести и романы В. Астафьева, Ю. Бондарева, Г. Бакланова, К. Воробьева, В. Быкова и др.), а также в продолжающей ее вектор развития прозе второй половины 1960-х – середины 1980-х гг. (новые книги названных авторов, «ржевская проза» В. Кондратьева) доминирует антивоенная традиция, державная в большинстве случаев функционирует в виде литературной полемики. В произведениях прослеживается конфликт антивоенной и державной линии. В прозе, находящейся на границе направления (С. Никитин, С. Баруздин), на первый план выходит державная традиция.

4. В качестве периферийных подключаются фольклорная, древнерусская и романтическая традиция, усиливающая как державные, как и антивоенные идеи.

5. В лейтенантской прозе и в продолжающих ее вектор развития произведениях романтическая традиция в большинстве случаев направлена на усиление антивоенных идей. В рассказах, повестях, романах, находящихся на границе направления, данная традиция «подкрепляет» державную линию. В произведениях В.Астафьева, Е. Носова, творчество которых соотносят и с военной, и с деревенской прозой, доминирует фольклорная традиция и традиция древнерусской литературы.

Противоречивое отношение к типу человека боя является свидетельством наличия в прозе исследуемого периода конфликта державной и антивоенной традиции. Конфликт антивоенной и державной традиции в пользу антивоенной линии выражается несколькими способами:

1. Писатели противопоставляют или сравнивают мировоззрение, поведение человека боя и труженика войны, при этом предпочтение отдается труженику войны (Орлов – Бульбанюк, Куропатенко – Прищемихин).

2. Писатели нередко снижают образ человека боя: а) путем привнесения комического эффекта единственной деталью при описании внешности персонажа (Ю. Бондарев «Батальоны просят огня»); б) через отношение «любимых» героев писателей к высказываниям и поступкам романтиков войны и человека боя (В. Некрасов «Вторая ночь», Г. Бакланов «Мертвые сраму не имут); в) через несоответствие действительности представлению о ней человека боя (Г. Бакланов «Мертвые сраму не имут»).

Утверждая антивоенные идеи, военная проза отдает предпочтение героям невоенного склада, для которых война является вынужденным, неестественным состоянием. В романе Г. Бакланова «Июль 41 года» полковник Нестеренко оставляет прикрывать отход корпуса не человека боя Куропатенко, а офицера – труженика войны Прищемихина, аргументируя свой выбор словами: «…достойней тебя оставить мне было некого».

В военной прозе фронтового поколения прослеживаются традиции, восходящие к творчеству А.А. Блока, которые можно классифицировать как державные. Концепция России – великой страны-освободительницы – развивается в контексте мифа о загадке России, о вечном пути-бое, ей предначертанном. Герои повести В. Рослякова «Один из нас» обретают поддержку в мысли, что Россия (СССР) останется для Запада страной, которую трудно понять и предугадать (в том числе для врага навсегда останется неразгаданной загадка русской войны: проигрывая, побеждать).

Героико-романтическое настроение наблюдается у главных героев до начала Великой Отечественной войны, ставшей не только временем «взросления», но и временем переосмысления действительности.

Советская державная традиция выразилась в культе командира Красной Армии, мечте воевать за освобождение угнетенных мировым капитализмом трудящихся разных стран.

В повести Б. Васильева «В списках не значился» присутствуют явные признаки культа армии, романтизации образа кадрового военного (но не войны, не воюющего человека!). Создавая образы советских командиров, Б. Васильев описывает такую деталь во внешнем облике, которая подчеркивает силу, стать, мужественность кадрового офицера. Образ военного человека окружен героическим ореолом. В произведении на первый план выходит мысль, что защита Родины является истинно мужским призванием, долгом.

В произведении С. Баруздина «Само собой… Из жизни Алексея Горскова» культ Красной Армии выражен в воспевании армейского братства, романтизации образов советских командиров. В повести предпринята попытка с помощью мифа оправдать политику государства. Произведение отличается избирательностью в изображении событий. На фоне отступления советской армии С. Баруздин детально описывает локальные бои, в которых красноармейцы одерживают победу с минимальными потерями. Само отступление осознано главным героем повести в рамках существующего мифа о начале войны: как разумный вывод частей, с целью «сохранить их, чтобы воевать дальше». Повесть развивает идею об освободительной роли Красной Армии, СССР. Алексей Горсков, глядя на вывешенные в Кутах антисоветские лозунги, недоумевает: «Что это значит? Мы же освободили их?».

Таким образом, в прозе писателей фронтового поколения державная традиция проявилась противоречиво (отказ, полемика, переосмысление, спор, продолжение), что позволяет выявить тенденцию перехода от идей державности к антивоенным идеям, когда отношение Государство – гражданин заменяется отношением Родина (дом) – человек.

А. Адамович, Г. Бакланов, В. Быков в публицистических выступлениях неоднократно отмечали, что одна из задач литературы (в том числе и военной прозы) – предотвратить новую войну. Антивоенная направленность выразилась в освоении и продолжении достижений лучших образцов русской антивоенной прозы Л. Толстого, В. Гаршина, в стремлении развенчать образ войны как времени для подвигов и славы, а также в установке на «снижение» образа прирожденного воина.

В произведениях Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Быкова, А. Злобина, В. Кондратьева официальному показному патриотизму всегда противопоставлен истинный патриотизм. Не случайно военная проза конца 1950-х – середины 1980-х гг. вводит в систему образов тип «тылового аристократа», выделенного Л.Н. Толстым. К этому типу относятся «фронтовой барин» майор Разумовский (В. Астафьев «Пастух и пастушка»), «фронтовой аристократ» Скорик (Ю. Бондарев «Горячий снег»), «тыловой лодырь» Мезенцев (Г. Бакланов «Пядь земли»).

Сергей Василенко окончил Московский физико-технический институт. Однако со временем «лирик» в нём всё же победил «физика». Сегодня он - обладатель бесценной коллекции, позволяющей по-новому осмыслить непростую судьбу и творчество поэта Серебряного века Осипа Мандельштама.

- Сергей Васильевич, когда Вы познакомились с творчеством Мандельштама?

В 1969 году. Я тогда учился на втором курсе Московского физико-технического института. Там по рукам ходила самиздатовский сборник стихов Мандельштама. Его-то я и прочитал.

- Что же побудило Вас, человека, чья профессия далека от литературы, стать биографом опального поэта?

В 1974 году я познакомился с замечательным человеком - Львом Абрамовичем Мнухиным. Он изучал творчество Марины Цветаевой и был одним из создателей её музея. Я стал ему помогать, в том числе перевёл с английского языка на русский первую биографию поэтессы. И как-то он познакомил меня с Натальей Евгеньевной Штемпель, воронежской преподавательницей русского языка и литературы, которая в 1936 году не побоялась распахнуть двери своего дома перед ссыльным Мандельштамом. Вы же знаете, что Осип Эмильевич был сослан в Воронеж на три года за сочинение стихотворения, которое было сочтено антисоветским? Так вот, Наталья Евгеньевна очень любила стихи Мандельштама, поэтому, несмотря на предостережения, познакомилась с поэтом и его женой Надеждой Яковлевной Мандельштам.

В 1938 году поэта снова арестовали, сослали в лагерь, во Владивосток, где он и погиб. А вот с Надеждой Яковлевной Наталья Евгеньевна дружила долго, всю оставшуюся жизнь.

В 1975 году попали в руки «Воспоминания» Надежды Мандельштам - вторая книга в списке запрещённой тогда литературы, первой была «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Исаевича Солженицына. Я её прочитал за одну ночь и понял, чем буду заниматься: собирать всё, что касается Мандельштама.

- Какой была Ваша первая находка?

Из «Воспоминаний» узнал, что Надежда Яковлевна считала утраченной первую прозу Мандельштама. Она якобы была опубликована в 1922 году в Харькове, в какой-то газете, а рукопись вроде как пропала там же, в издательстве Анны Георгиевны Раковской.

Три года я искал эту прозу и нашёл в ростовском архиве. Оказывается, очерк, который назывался «Шуба», был опубликован 1 февраля 1922 года в ростовской газете «Советский юг». Рукопись же Мандельштам действительно увёз в Харьков, там отдал в издательство, где она и пропала.

Когда я рассказал о находке Наталье Евгеньевне, она повела меня к Надежде Яковлевне. Представляете, каким подарком было для вдовы это открытие? Ведь она 55 лет считала одно из произведений её погибшего мужа утраченным!

С тех пор я стал общаться с Надеждой Мандельштам.

- Вы разговаривали о поэте, его творчестве?

Да, я приходил к ней, задавал вопросы, она рассказывала. И так в течение трёх лет. В 1980 году Надежда Яковлевна умерла. Её друзья, а также официальный наследник Юрий Львович Фрейдин успели забрать из квартиры все вещи, хранящие память о супругах, в том числе рукописи до того, как туда вошли КГБэшники. Однако в 1983 году рукописи Надежды Яковлевны и личная библиотека Осипа Эмильевича всё же были изъяты у Юрия Львовича и позднее переданы в Российский государственный архив литературы и искусства.

- А что же тогда храниться у Вас?

То, что мне в своё время подарила Надежда Яковлевна: рукописи тех самых «Воспоминаний», «Второй книги» и копии рукописей самого Мандельштама.

Оригиналы Надежда Яковлевна, опасаясь преследований со стороны КГБ, еще в середине 1970 годов передала Принстонскому университету.

Сегодня вместе с Юрием Львовичем и Павлом Марковичем Нерлером, председателем Мандельштамовского общества, я работают над изданием наследия как самого поэта, так и его вдовы.

- Сергей Васильевич, почему Вы решили издавать, найденные вами свидетельства?

Однажды Надежда Яковлевна доверила мне и Юрию Львовичу публикацию кое-каких тогда неизвестных в России рукописей Мандельштама. В 1981 году нам удалось это сделать. В альманахе «День поэзии» был напечатан цикл восьмистиший Мандельштама, а также две его статьи - рецензия на сборник стихов «Альманах муз» и «Письмо о русской поэзии».

Где-то в это же время я начал понимать, что в произведениях Мандельштама важно каждое слово. Например, как-то я прочитал такие строчки: «Пусть это оскорбительно, поймите, есть блуд труда и он у нас в крови». Где смысл? Оказывается, Надежда Яковлевна, вспоминая стихотворение по просьбе редакции «Литературной газеты», где оно было опубликовано, допустила ошибку. Я понял это, когда в госархиве нашёл подлинник: «Пусть это оскорбительно, поймите, есть блуд труда, как есть и блуд крови». И всё сразу же встало на свои места!

И когда началась перестройка, я ушёл с «Истока» и посвятил всё своё свободное время собирательству, текстологии и издательству. Деньги зарабатывал, где придётся и лишь для того, чтобы оставаться на плаву.

В 1994 году я получил грант на исследование рукописей, хранящихся в Америке, в Принстонском университете. Вернувшись в Россию через 8 месяцев, я стал готовить к публикации стихи и прозу Мандельштама. С тех пор уже вышло несколько десятков изданий. А недавно увидело свет самое полное на сегодняшний день собрание сочинений Надежды Яковлевны. Здесь мне помогли Фрейдин и Нерлер. Но, к сожалению, на алфавитный указатель к нему во втором томе не хватило места. А между тем в издании упомянуто несколько сотен имен, причем подчас малоизвестных. Так что из уважения к читателям надо бы найти 20-30 тысяч рублей и издать указатель отдельным приложением.

В планах - подготовка к публикации академического собрания сочинений Мандельштама.

- А Ваша коллекция пополнилась за эти годы? Не планируете ли Вы открыть музей Мандельштама?

За эти годы было много ценных приобретений. Например, сейчас я восстанавливаю библиотеку Мандельштама. Разумеется, те книги, которые поэт держал в руках, теперь не найти. Однако аналогичные ещё можно приобрести у букинистов. Так, на днях я договорился о покупке одного из номеров журнала «Новый мир», выпущенного в 1931 году. В нём был опубликован стихотворный цикл Мандельштама «Армения.

Часть коллекции храниться у меня дома, часть доступна зрителям - она выставлена на улице Вокзальной, в читальном зале Центральной городской библиотеки. Здесь не редко бывают экскурсии, но о статусе музея говорить не приходится - нет отдельного помещения.

Была в своё время идея открыть музей Мандельштама в Москве, в доме напротив Государственной публичной исторической библиотеки. Там поэт некоторое время жил у брата в коммунальной квартире. Однако для реализации этого проекта надо несколько десятков миллионов рублей. Откуда взять такие деньги? Я и так все свои сбережения трачу на экспонаты. Так что эта экспозиция, посвящённая Мандельштаму, пока единственная в стране.

- А как относятся близкие к Вашей подвижнической деятельности?

Моя жена - Людмила Николаевна Василенко, директор МУ «Централизованная библиотечная система г. Фрязино», долгие годы доказывала чиновникам необходимость открыть во Фрязине литературную экспозицию, посвященную Мандельштаму. Осенью 2010 года это наконец свершилось. Так что скоро экспозиция отметит первый юбилей. Сегодня она представляет около 20 выставочных витрин, причём одну из них помог приобрести фрязинский меценат - президент инвестиционно-строительной компании «Гранд» Григорий Агекян.

- Сергей Васильевич, откройте секрет, ради чего Вы встали на этот путь?

Приведу слова одного из первых мандельштамоведов, ныне уже покойного Александра Анатольевича Морозова: «Мандельштам для XX века то же, что Пушкин для XIX». Поэтому собрать, сохранить и передать грядущему поколению наследие одного из величайших поэтов серебряного века - дело моей жизни.

Надежда Трифонова

«Городская» проза в современной литературе».

Ю. В. Трифонов. «Вечные темы и нравственные проблемы в повести «Обмен».

Требования к уровню подготовки учащихся:

Учащиеся должны знать:

1. понятие «городской » прозы, сведения о жизни и творчестве Ю.В.Трифонова, сюжет, героев произведения.

Учащиеся должны понимать:

1. вечные проблемы, поднятые автором на фоне городского быта, смысл названия произведения «Обмен».

Учащиеся должны уметь:

1. характеризовать героев повести и их отношение к матери.

1. «Городская» проза в литературе 20 века.

Работа с учебником.

Прочитайте статью (учебник под ред. Журавлева В.П., ч. 2, стр. 418-422).

Что, по- вашему, обозначает понятие «городская проза»?

2. «Городская» проза Юрия Трифонова.

Жизненный и творческий путь Трифонова.

Родители писателя были профессиональными революционерами. Отец, Валентин Андреевич, в 1904 году вступил в партию, был сослан в ссылку в Сибирь. В 1923-1925 г.г.возглавил Военную коллегию Верховного суда СССР.

В 30-е годы отец и мать были репрессированы. В 1965 вышла документальная повесть «Отблеск костра», в которой он использовал архив отца. Со страниц произведения встает образ человека, который «разжигал огонь и сам погиб в этом пламени». В романе Трифоновым впервые применен своеобразный художественный прием принципа монтажа времени.

История будет тревожить Трифонова постоянно («Старик», «Дом на набережной»). Писатель реализовал свой философский принцип: «Надо вспоминать- тут скрыта единственная возможность соревнования со временем. Человек обречен, время торжествует».

В войну Юрий Трифонов был в эвакуации в Средней Азии, работал на авиационном заводе в Москве. В 1944 году поступил в Литературный институт им. Горького.

Первая повесть «Студенты»- дипломная работа начинающего прозаика.

Повесть напечатал журнал «Новый мир» А. Твардовского в 1950 году, а в 1951 году автор получил за нее Сталинскую премию.

Сам Трифонов утверждал: «Да не быт я пишу, а бытие».

Критик Ю.М. Оклянский справедливо утверждает: «Испытание бытом, властная сила житейских обстоятельств и герой, так или иначе романтически им противостоящей…-сквозная и заглавная тема позднего Трифонова…».

Как вы считаете, почему писателя упрекали в погруженности в быт?

Какова роль «быта в повести «Обмен»?

Само название повести «Обмен» прежде всего раскрывает обыденную, бытовую ситуацию героя-ситуацию обмена квартиры. Быт городских семей, их ежедневные проблемы занимают значительное место в повести. Но это лишь первый, поверхностный слой повести. Быт- условия существования героев. Кажущаяся обыденность, всеобщность этого быта обманчива. На самом деле испытание бытом не менее трудно, опасно, чем испытания, которые выпадают человеку в острых, критических ситуациях. Опасно тем, что человек меняется под воздействием быта исподволь, незаметно для самого себя, быт провоцирует человека без внутренней опоры, стержня на поступки, которым сам человек после ужасается.

- Каковы основные события сюжета повести?

Сюжет повести представляет собой цепь событий, каждое из которых является самостоятельной новеллой. В первой Лена уговаривает Виктора Дмитриева, своего мужа, съехаться со смертельно больной матерью ради жилплощади. Во второй Виктор переживает за мать, мучается угрызениями совести, но все же обдумывает варианты обмена, Третья новелла- это родословная Виктора, его воспоминания об отце и его семье. Четвертая- история противостояния двух семейных кланов: потомственных интеллигентов Дмитриевых и Лукъяновых, людей из породы «умеющих жить». Пятая- история со старым другом Дмитриева, Левкой Бубриком, вместо которого Виктора пристроили в институт. Шестая- диалог героя с

сестрой Лорой о том, куда девать больную мать.

В чем смысл такой композиции?

Такая композиция постепенно раскрывает процесс морального предательства героя. Сестра и мать считали, «что он их тихонько предал», «олукьянился». Герой постепенно идет на один компромисс за другим, как бы вынужденно, в силу обстоятельств отступает от своей совести: по отношению к работе, к любимой женщине, к другу, к своей семье, и наконец, к матери. При этом Виктор «мучился, изумлялся, ломал себе голову, но потом привык. Привык оттого, что увидел, что то же- у всех, и все- привыкли». И успокоился на той истине, что нет в жизни ничего более мудрого и ценного, чем покой, и его-то нужно беречь изо всех сил». Привычка, успокоенность и есть причины готовности к компромиссам.

- Как Трифонов переходит от описания частной жизни к обобщениям?

Слово, изобретенное сестрой Виктора, Лорой,- «олукьянился»- уже обобщение, очень точно передающее суть изменений в человеке. Эти изменения касаются не только одного героя. По пути на дачу вспоминая прошлое своей семьи, Дмитриев оттягивает встречу с матерью, оттягивает неприятный разговор и предательский разговор об обмене. Ему кажется, что он должен «продумать что-то важное, последнее»: «Все изменилось на том берегу. Все «олукьянилось». Каждый год менялось что-то в подробностях, но, когда прошло 14 лет, оказалось, что все олукьянилось и безнадежно». Второй раз слово уже дано без кавычек, как устоявшееся понятие. Герой думает об этих изменениях примерно так же, как думало своей семейной жизни: «а, может быть,- это не так уж плохо? И если это происходит со всем-даже с берегом, с рекой и с травой- значит, может быть, это естественно и так должно быть?». Никто, кроме самого героя, не может ответить на эти вопросы. А самому удобнее ответить: да, так и должно быть- и успокоиться.

Чем отличаются семейные кланы Дмитриевых и Лукьяновых?

В отличии двух жизненных позиций, двух систем ценностей, духовных и бытовых, состоит конфликт повести. Главным носителем ценностей Дмитриевых является дед, Федор Николаевич. Он старый юрист, в молодости занимался революционными делами, сидел в крепости, бежал за границу, прошел ГУЛАГ- об этом говорится косвенно. Дмитриев вспоминает, что «старик был чужд всякого лукьяноподобия, просто не понимал многих вещей». Например, того, как можно немолодому рабочему, который пришел к ним перетягивать кушетку, говорить «ты», как это делают жена и теща Дмитриева. Или давать взятку, как это сделали уже вместе Дмитриев и Лена, когда просили продавца отложить для них радиоприемник.

Если тесть Дмитриева неприкрыто «умеет жить», то Лена прикрывает это умение, изворотливость заботой о семье, о муже. Для нее Федор Николаевич-«монстр», ничего не понимающий в современной жизни.

Каков смысл повести?

Жизнь меняется только внешне, люди же остаются прежними. «Квартирный вопрос» становится испытанием и для героя Трифонова, испытанием, которого он не выдерживает и ломается. Дед говорит: «Мы с Ксенией ожидали, что из тебя получится что-то другое. Ничего страшного, разумеется, не произошло. Ты человек не скверный, но и не удивительный».

Это суд самого автора. Процесс «олукьянивания » протекает незаметно, вроде бы помимо воли человека, с массой самооправданий, но в результате разрушает человека, и не только морально: после обмена и смерти матери три недели дома в строгом постельном режиме пролежал Дмитриев. Герой становится другим: «еще не старик, но уже пожилой, с обмякшими щечками дяденька».

Смертельно больная мать говорит ему: «Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел…Это было очень давно. И бывает всегда, каждый день, так что ты не удивляйся, Витя. И не сердись. Просто так незаметно…».

В конце повести приводится перечень юридических документов, необходимых для обмена. Их сухой, деловой, официальный язык подчеркивает трагизм происшедшего. Рядом стоят фразы о «благоприятном решении» в отношении обмена и о смерти Ксении Федоровны. Обмен ценностных представлений состоялся.

Итак, Трифонов сумел нарисовать типичную картину семейных отношений нашего времени: переход инициативы в руки хищниц, торжество потребительства, потеря традиционных семейных ценностей. Стремление к покою как единственной радости заставляет мужчин мириться со своей второстепенностью в семье. Они теряют твердое мужское начало. Семья остается без главы.

Проверочный тест.

Ю. В. Трифонов.

1. Годы жизни писателя.

а) 1905-1984

б) 1920-1980

в) 1925-1981

2. Определить жанр произведения «Обмен».

а) рассказ

б) роман

в) повесть.

3. Назовите журнал, первым напечатавший повесть Ю. Трифонова «Обмен»

а) «Знамя»

б) «Новый мир»

в) «Москва»

4. Какова основная проблематика повести

а) роль любви, привязанности в жизни человека

б) быт, затягивание бытом

в) утрата нравственных основ

5. Какой основной прием использует автор в повести для разрешения проблематики произведения.

а) противопоставление героев

в) сопоставление

г) раскрытие в диалоге героями

6. Сюжет повести представляет собой цепь событий, каждое из которых является самостоятельной новеллой. Сколько новелл содержится в повести?

а) 1, б) 2, в) 3, г) 4, д) 5, е) 6.

7. Кто является главным носителем ценностей семьи Дмитриевых?

а) Елена

б) Виктор

в) Федор Николаевич

8. Каков смысл названия повести «Обмен»?

а) квартирный вопрос

б) моральное разрушение человека

в) умение жить

Критерии оценки:

1. От 4 до 8 правильных ответов оценка «5».

2. От 4 до 7 правильных ответов оценка «4».

3. 4 правильных ответа оценка «3».

4. Меньше 7 правильных ответов незачет.

Ответы к тесту.

1. в;

2. Повесть;

3. «Новый мир»;

4. б, в;

5.б;

6.е;

7. Федор Николаевич;

8. Квартирный вопрос.

Учебно-методический материал по литературе для самостоятельной работы. Ю.В.Трифонов. Повесть «Обмен». 12 класс.

Юрий Трифонов (1925-1981)

После изучения данной главы студент должен:

знать

• традиции А. П. Чехова в творчестве Ю. В. Трифонова;
• основные особенности художественного мира Ю. В. Трифонова (философская проблематика; выбор героев; бытовые сюжеты; детализация как средство психологической характеристики персонажей);
• идейно-художественное своеобразие повести "Обмен" и романа "Старик";

уметь

• определить роль Ю. В. Трифонова в создании городской прозы;
• проследить роль деталей в повестях Ю. В. Трифонова;
• показать соотнесение современности и истории в прозе Ю. В. Трифонова;
• объяснить, какую роль играют дискуссии персонажей в раскрытии смысла произведений К). В. Трифонова;
• выявить позицию автора во внешне объективированном повествовании;

владеть

• понятиями "городская проза", "характер", "детализация", "авторская позиция"; "художественное время и пространство";
• навыками сопоставительного анализа произведений Ю. В. Трифонова с современным литературным процессом.

Творчество Ю. В. Трифонова при всем его тематическом многообразии посвящено отображению феномена жизни и феномена времени в их взаимодействии. Одним из первых взявшись за отражение городского быта второй половины XX в., Трифонов создал жанр "городской повести", увидел за повседневными явлениями вечные темы. В истории Трифонов искал корни сегодняшних проблем, ответы на вопросы о гуманизме и человеконенавистничестве, о добре и зле, духовности и бездуховности. Его философско-психологическая проза стала достойным развитием традиций русского реализма начала века, а творческая биография писателя вместила в себя почти все парадоксы советской эпохи.

Творческая биография и художественный мир Ю. В. Трифонова

Юрий Валентинович Трифонов родился в семье крупного профессионального революционера, репрессированного в 1938 г. Трифонов воспитывался у родственников, работал на авиационном заводе. Преодолев все препятствия, стоявшие на пути ЧСВН (члена семьи врага народа), Трифонов поступил в Литературный институт и первым же своим произведением – романом "Студенты" (1950) добился государственного признания: получил Сталинскую премию. Впрочем, премия не спасла молодого писателя от исключения из института и из комсомола за "утаенное при вступлении в Союз писателей происхождение из врагов народа". К счастью для Трифонова, райком не утвердил этого решения, тем самым у молодого талантливого писателя появилась возможность закончить институт и получить работу. Однако вместо того, чтобы и дальше двигаться по стезе казенно-оптимистической конъюнктуры, сопровождаемой славой и всевозможными благами, Трифонов избрал мучительный путь постижения сложностей жизни.

Переходным шагом на таком пути стал роман "Утоление жажды" (1963), во многом еще напоминающий производственную прозу (в книге рассказывается о строительстве Кара-Кумского канала и жизни журналистов). Однако по глубине поднимаемых нравственных вопросов и непривычной для тех лет сложности и противоречивости характеров персонажей роман предвещал создание того художественного мира, который в полной мере проявится в "московских повестях" Трифонова конца 1960–1970-х гг.

Повести "Обмен" (1969), "Предварительные итоги" (1970), "Долгое прощание" (1971), "Другая жизнь" (1975), "Дом на набережной" (1976) принесли Трифонову широкую известность среди читателей и почти полное непонимание у критиков. Писателя упрекали за то, что в его новых произведениях не было крупных личностей; конфликты строились на бытовых, житейских, а не широкомасштабных ситуациях. Как бы отвечая на эту критику, Трифонов одно за другим создавал произведения на исторические, точнее историко-революционные, темы ("Отблеск костра", 1965; "Нетерпение", 1967; "Старик", 1978), где вновь сопрягал высокое и обыденное, искал связь между революционной непримиримостью и жестокостью наших дней.

"Московские повести"

Зрелый талант Трифонова проявился в "московских повестях". Здесь нет острейших общественно-идеологических столкновений, как в "Студентах", нет эпических описаний, как в "Утолении жажды". Действие всех повестей, как и современные события романов Трифонова, происходит в обычных московских квартирах и заурядных дачных владениях. Писатель стремился, чтобы в его персонажах – инженерах, научных сотрудниках, преподавателях, даже писателях, актрисах, ученых – читатель безошибочно угадывал себя. Моя проза, утверждал Трифонов, "не про каких-то [мещан], а про нас с вами" , про рядовых горожан. Его герои показаны в бытовых ситуациях (в обменах квартир, болезнях, мелких стычках друг с другом и начальством, в поисках заработка, интересной работы) и вместе с тем сопряжены со временем – нынешним, прошлым и отчасти будущим.

"История присутствует в каждом сегодняшнем дне, в каждой судьбе, – утверждал писатель. – Она громоздится могучими невидимыми пластами – впрочем, иногда видимыми, даже отчетливо – во всем том, что формирует настоящее" .

"Московские повести" нельзя назвать бытовыми и даже антимещанскими, хотя в каждой из них непременно присутствует один, а то и несколько прагматиков-корыстолюбцев, единственной целью жизни которых является материальное благополучие, карьера любой ценой. Трифонов называет их "железными мальчиками", а их цинизм и неспособность (а часто и нежелание) понимать другого человека, его душу и настроение обозначает словом "недочувствие", которое он пишет в разрядку как особо значимое. Однако авторское иронико-сатирическое отношение к этому ряду персонажей показывает, что они ясны и нс интересны Трифонову и потому не являются главным объектом его психологического повествования.

Трифонова интересуют совершенно иные герои: ищущие, эволюционирующие, по-своему тонкие. С ними связаны проблемы, всегда стоявшие перед русской литературой и особенно обострившиеся в наши дни, – нравственная свобода человека перед лицом обстоятельств. В "московских повестях" в качестве таких обстоятельств выступают мелочи быта, что, как нетрудно заметить, роднит Трифонова с его любимым писателем А. П. Чеховым.

В одних случаях действие происходит в настоящем времени: на глазах читателя "обменивает" совесть на материальное благополучие добрый, мягкий Виктор Дмитриев. В других повестях Трифонов прибегает к гибкой форме воспоминаний персонажей о событиях и думах прошлых лет. Герои подводят "предварительные итоги" своей жизни и обнаруживают, что она прошла мимо, даже если им и удалось ухватить глоток популярности или обзавестись домом, положением, званием.

Чеховский сюжет о незаметной деградации личности получает у Трифонова принципиально новое звучание. Персонажи "московских повестей" настойчиво убеждают себя, что не они виновники своей духовной смерти, а обстоятельства, жизнь. Тот же Дмитриев не просто предает мать, предложив ей обмен квартирами (а по сути, сказав, что она скоро умрет), но еще и убеждает себя, что матери будет лучше перед смертью жить с ним и ненавистной невесткой. На крайний случай Виктор готов перевалить вину и за этот свой поступок, и за другие подобные на жену. Однако писатель так строит сюжет, чтобы не дать герою оправдаться. По воле автора Лена, жена Дмитриева, в ответ па едва ли не прямое обвинение родственников, что это она толкнула мужа на подлость, не без сарказма замечает: "Да, конечно, я способна на все. Ваш Витя хороший мальчик, я его совратила".

Нравственным обвинением герою "Предварительных итогов" звучит финал повести, где рассказчик, на протяжении всего повествования осуждавший себя и свою прежнюю жизнь, вновь возвращается в нее и продолжает "гонку" за призрачным счастьем. Совесть, точнее, ее остатки, гложут даже самого подлого из всех главных действующих лиц "московских повестей" Вадима Глебова по кличке "Батон".

Авторское отношение к персонажам передается "в гомеопатических дозах" через психологические детали. Например, Дмитриев не может сразу вспомнить свой детский рисунок: тем самым писатель показывает, как далек сегодняшний Виктор Георгиевич от того наивного доброго мальчика, каким был когда-то. Впрочем, воспоминание о детстве заставляет уже взрослого героя совершить добрый поступок: позаботиться о брюхатой собаке. Эпизод с покупкой в день похорон деда сайры становится символом "олукьянивания" героя, потери им чувствительности, а в конечном счете еще одним шагом к отрезанности от клана Дмитриевых. На неоднозначность характера главного персонажа, на происходящую в нем внутреннюю борьбу укажет и заботливо приведенная писателем подробность: "После смерти Ксении Федоровны у Дмитриева сделался гипертонический криз". Трифонов нс использовал синоним этой болезни (сердечная недостаточность), но умный читатель легко догадается о символике диагноза. Лишь в самом конце повести среди философически спокойной информации рассказчика о судьбе дачи Дмитриевых в Павлиново, о новоселье сестры Виктора и ее мужа прорвется осуждающесожалеющая авторская фраза о 37-летнем Дмитриеве: "Он как-то сразу сдал, посерел. Еще не старик, но уже пожилой, с обмягшими щечками дяденька " [выделено нами. – В. А .].

В "Обмене" есть эпизодический персонаж – дед Дмитриева, народоволец, недавно вернувшийся из сталинской ссылки. Этот "мастодонт", как величают его молодые герои повести, не может попять, почему Лукьяновы обращаются к старенькой домработнице на "ты"; требует от Виктора быть не просто "не скверным, но удивительным человеком". В то же время в деде нет Дмитриевской кичливости своим благородством, ему свойственна предельная терпимость к людям; не случайно его любят и Виктор, и Леночка. Смерть деда – не просто переломный пункт в "олукьянивании" внука, но своего рода символ: сам воспитанный на идеалах Октября, Трифонов в первой "московской повести" традиционно объясняет потерю нравственности изменой революционным идеалам.

Однако такое объяснение недолго удовлетворяло писателя. В повести "Дом на набережной" твердый большевик Ганчук, в 1920-е гг. отказавшийся от общечеловеческих ценностей и проповедовавший насилие во имя будущего счастья, в 1940-е сам становится жертвой подобного насилия со стороны людей, заменивших всеобщее счастье собственным личным благополучием. Проблема соотношения благородной цели служения историческому прогрессу и выбора средств такого служения, поднятая когда- то Ф. М. Достоевским в "Бесах" (Трифонов высоко ценил этот роман), настолько захватила художника, что он написал роман о народовольцах "Нетерпение". Трагедия Желябова и Перовской, по мысли автора этой книги, состоит в противоречии их высоких и чистых замыслов, с одной стороны, и жестоких, бесчеловечных способов их осуществления, недопустимом насилии над историей – с другой. Отсюда, из прошлого, тянет теперь писатель нить к безнравственности сегодняшнего времени, к духовной трагедии многих людей XX в.

В произведениях Трифонова бытовые сцены все плотнее соединяются с глобальными событиями истории. В одних случаях главная сюжетная линия осложняется рядом побочных, незавершенных; появляется множество персонажей, лишь косвенно связанных с основными событиями ("Другая жизнь", "Дом на набережной"). В других – сюжет имеет два или три главных ствола (романы "Старик", "Время и место"). Настоящее и прошлое причудливо переплетаются в памяти героев, дополняются сновидениями-символами. Сам Трифонов называл это "усилением плотности, густоты и насыщенности письма" . Книга в таком случае, полуиронически-полусерьезно замечал писатель, станет "густая", как борщ у хорошей хозяйки. Писатель часто прибегает к форме "полифонических романов сознания", "романов самосознания" , насыщенных воспоминаниями персонажей о событиях и думах прошлых лет, рефлексией. Подводя "предварительные итоги", герои задаются вопросами о прожитой жизни, обвиняют себя и ищут оправдания, а автор как будто лишь фиксирует их мысли и аргументы.

Такое построение, в частности, характерно для повести "Другая жизнь", стоящей особняком в ряду "московских повестей" Трифонова. Главные герои этой книги – не стяжатели "Лукьяновы" и даже не деградирующие интеллигенты. Они мучительно пытаются познать себя, определить то истинное место, которое занимают в жизни, в истории. Ольга Васильевна, от лица которой ведется повествование, делает это после смерти мужа во внутренних монологах, воспоминаниях, снах. Из ее рассказов и встает образ покойного Сергея Троицкого, профессионального историка, не желавшего быть только "исторической необходимостью", соединением химических элементов, исчезающих со смертью (как считает его жена-биолог), и мучительно искавшего соединения законов истории с личностью человека, а человека с другим человеком. Здесь нам открывается еще один смысл заглавия: "Проникнуть в другого, отдать себя другому, исцелиться пониманием" – такова недостижимая мечта Сергея Троицкого. При этом он с поразительным бесчувствием не замечает самого близкого из "других" людей – жены. Впрочем, и Ольга Васильевна, всю жизнь изучая "диффузионную", т.е. взаимопроникающую, "структуру стимуляторов", ищущая "стимулятор совместимости", так и не сможет "совместить" свое эгоистическое желание, чтобы муж принадлежал только ей, с необходимостью не подавлять его индивидуальности. Лишь после смерти Сергея Ольга Васильевна понимает, что не смогла проникнуть в его мир; что каждый человек – это "система в космосе", и достичь счастья "другой жизни" – значит создать двоемирие систем. "Худшее в жизни – одиночество", а не смерть или несчастья – к такому выводу приходит героиня. Персонажи повести, мечтая о другой жизни, так и не достигли ее. Ольга Васильевна видит символический сон: вместо чистой полянки они с мужем попадают в болото. Но "другая жизнь" все-таки существует. Повесть заканчивается фразой о неисчерпаемости бытия.

(1925 - 1981)

В рамках интеллектуальной традиции рассмотрим его творчество. Его творчество во многом сформировало каноны интеллектуальной литературы. Первоначальное название – городская литература. Первоначально это название связано с его творчеством. У него ранний взлет, яркий и неоднозначный. Ровесник практически Шукшина и Вампилова. Трифонов стал известен гораздо раньше их всех – в 1950 году. Судьба Трифонова: его биография тесно связана с его творчеством. Истоки многих тем и мотивов лучше понимаются, когда мы знаем его человеческую судьбу. Нужно начать не с самого Трифонова, а с его семьи. В «Обмене», «Другой жизни» - звучит обращение к жизни и истории семьи. У Трифонова судьба достаточно драматична. Он сын крупного партийного деятеля, революционера, государственного деятеля, партработника. Судьба его отца: арестован, расстрелян. Долгое время провела в лагерях мать Трифонова, но была выпущена свободу и реабилитирована после смерти Сталина. Его судьба тоже поменялась коренным образом: сюжет в то же время драматичный, и в то же время привычный для этой эпохи. Он был сыном человека, которого знала практически вся страна. Жила семья Трифонова в печально известном доме на набережной (название одной из его повестей). Дом на набережной построен в начале 20-30-х годов для советской партийной номенклатуры: обитатели его квартир сменялись часто, пропадая. Также произошло и с семьей Трифонова. Происходит крушение, мотив раннего сиротства и скитания, сначала бабушка, потом тетка берут его на воспитание. Родственники взяли и не побоялись его воспитать. Связь обычной человеческой жизни и большой истории Трифонов ощутил не себе в полной мере. Сначала он гордился своим отцом как частью этой истории. Рос в семье, где отец оказывал влияние на ход Гражданской войны. Когда стал оклеветанным и осужденным народом, Трифонов свою долю ответственности тоже несет. Тем интереснее связь человека и истории. Жизнь и судьба отца стала для Трифонова одной из главных тем во взрослой жизни, в том числе и писательской: тема революции, Гражданской войны, 30-е годы разворачиваются в его творчестве. Пишет документальную повесть «Отблеск костра»: ведет расследование, пытается восстановить факты из жизни, судьбы его отца, выстроить его жизненный путь и образ отца (каким на самом деле был его отец). Второе произведение позднего Трифонова – роман «Исчезновение»: акцент сделан на 30-е годы, тоже документальное произведение с опорой на детские воспоминания, где опять же расследуется тайна исчезновения его отца. Дальше начинается ВОВ, Трифонов относится к категории молодых людей призывного возраста, но не попадает на фронт из-за здоровья (сильная близорукость, с самого детства носил толстенные очки). На фронт не попадает, всю войну работает на оборонном заводе, а он был мальчиком из интеллигентной семьи, не очень приспособлен, работает по 12-13 часов. Параллельно начинает писать. Талант литературный и стремление понять происходящее у него присутствуют. Это важно, потмоу что помогает поступить Трифонову в знаменитый Литературный институт (с повышенным идеологическим значением). Сын врагов народа, осужденных, туда попадает. Трифонов скрывает правду о своих родителях в анкете, которую заполняет при поступлении. На самом деле хваленый сталинский порядок не всегда функционировал. Ни одна проверка не выяснила обмана. Для самого писателя было очень болезненно, что скрыл праву о родителях, сформировало психокомплекс. Мотив отречения от родителей, родственников от арестованных (иногда вымышленные были отречения, иногда искренние). Иначе бы Трифонов никогда не попал в Литературный институт. Трифонов судил себя за то, что как бы отрекся от родителей. Это в какой-то степени помогло осознать связь человека и времени, человека и истории, своей судьбы и судьбы других людей. Мотив человека как нити, продолжения своей истории, истории своих родных, истории, судьбы народа. Получается, что дипломная работа Трифонова, повесть студента, стала популярным и признанным официально произведением. Сначала она была напечатана в журнале «Новый мир». В итоге ученическая работа получила Сталинскую премию, самую высокую награду, которая имелась (не первой правда степени, но второй или третьей). Это дополнительно привлекло внимание к творчеству Трифонова. [Некрасов тоже получил Сталинскую премию за повесть «В окопах Сталинграда» - Н.П.Хрящева рассказывала]. Трифонов отчасти перфекционистом был. На 7-8 лет он замолкает, он стремится найти свой писательский голос, гораздо более убедительный, чем в студенческой работе. Книга во многом компромиссная, отразила кризисы современности. Для читателей она стала большим литературным произведением за счет умения создать живой образ повседневной судьбы, суматохи, образ бытия запечатлевается в книге.

Повесть «Книга , которую я не хотел бы написать ?». Действие происходит в послевоенное время, в Москве. Два главных героя Вадим и Сергей возвращаются домой с наградами. Несмотря на опыт раннего взросления, они – еще молодые люди, ищут свое место в жизни, хотят идти в школу, поступают на филологический факультет московского Педагогического института. С одной стороны они любят литературу, с другой стороны они понимают, что нужны в школе, статус учителя был высокий. Трифонов уже здесь проявляет себя как писатель, который понимает, как можно создать живо и убедительно мир художественный, который основывается на мир реальный. Атмосфера послевоенной Москвы, которая связана с ощущением весны, надежды, испытания отодвигаются в прошлое. Для героев все кажется сложнее. Вадим едет в институт, садится в троллейбус. После войны пустили троллейбусы. Для Вадима приятен признак возврата в довоенную Москву – когда ходили уютные троллейбусы. Возвращается нормальная, радостная жизнь. Вадим видит, что троллейбус новый, значит все в порядке, работают заводы: выпускают не танки, пушки, а есть время выпускать уютные троллейбусы. Разогретая солнцем кожаная обивка сиденья очень вкусно пахнет. Он удобно, мягко, с комфортом едет в разогретом солнцем новом троллейбусе. Жизнь филологического факультета разнообразно изображена: конфликт Вадима и Сергея. Сергей постепенно откалывается от коллектива, а Вадим хорошо вливается в коллектив. Сергей начинает тешиться писательскими амбициями и пишет повесть, забрасывает дела учебные и общественные, которые раньше были важными. У Трифонова герои влюбляются, целуются. Сергей вступает в любовную связь с героиней, потом цинично ее бросает, герой опускается. Диалог об аморальном поведении между героями случается. Задача Вадима не разоблачить Сергея, а помочь ему обрести себя, в том числе и поругав его. Характеристика повести, которую пишет Сергей, в чем-то применима и ко всей повести Трифонова. Вроде бы правильные вещи пишет Сергей в своей повести, но чего-то не хватает Сергею: не хватает живости характеров подлинной жизни, компромиссности. Система двойного зеркала: компромиссность Трифонов интуитивно или сознательно осознает недостатками, о которых пишет его герой. Сюжет разоблачения врага народа у студентов появляется: есть доцент, который читает русскую литературу студентам. Этот доцент превозносит сомнительных Достоевских и всячески дискредитирует, унижает современную советскую литературу. к которой так тянется молодежь, что для них естественно. Вадим и его приятели ведут борьбу за современную литературу: доходят до руководства факультета и хотят, чтобы ставили семинары по современной литературе. С другой стороны разве не нужно знать современный культурный контекст? [Анна Ахматова к Пушкину шла через Блока и современных ей авторов, тогда на глубинном уровне становится понятна глубинная традиция].

*Период 10-15 лет творческих поисков, колебаний. Трифонов пишет, но не удовлетворен своими произведениями.

Роман «Утоление жажды ». Автобиографический мотив. Воспринимается не как принадлежащий к реалистической традиции, а с новыми традициями, в том числе модернистской. Трифонов становится спортивным журналистом. Трифонов действительно со вкусом и со знанием дела в атмосферу спортивной журналистики погружается. Его спортивные очерки выходят книжками. Опыт журналистики многое дал Трифонову-писателю. Ситуация, с которой сталкивается журналист: есть спортивное событие каждый раз, как писать, чтобы не получилось, что меняется только имя, Трифонов работает с деталями. Одна и та же сходная ситуация, образы спортсменов похожие оказываются индивидуальными благодаря тому, что Трифонов отсеивает нужные подробности.

Рассказ «Путешествие ». Сюжет готовит к пониманию того, как формируется манера зрелого Трифонова. Рассказ отражает внутренние искания и колебания Трифонова. Главный герой рассказа – журналист. Он приходит в редакцию и просит, чтобы ему дали какое-то интересное задание, выписать ему творческую командировку, где вершатся судьбоносные дела (стройку, строительство канавы или что-то другое). Герой выходит на улицу и задумывается о том, что он не знает и никогда не узнает людей, о которых пишет. Жизнь каждого из этих людей – тайна для него. В противовес внешней романтике, поиску событий, приходит понимание, что любая история обладает большим, эпическим потенциалом, как и любое крупное событие.

*Центральное произведения творчества – повесть «Отблеск костра», роман «Нетерпение» (о народовольцах, увивших царя, Николая I).

Роман «Нетерпение ». Неоднозначно организовано повествование. Включаются в повествование голоса погибших революционеров. Пронзителен голос Рысакова, одного из народовольцев, о том, как пусто и темно и рвется наружу душа его. Само название указывает на революционную тематику романа: о переустройстве.

Цикл городских повестей (60-70-начало 80 гг.) – тоже занимает одно из центральных мест. Цикл состоит из 5 повестей:

1) «Обмен».

2) «Предварительные итоги» (71 год).

3) «Долгое прощание» (73 год, больше всего нравится Тагильцеву).

4) «Другая жизнь» (75 год).

5) «Дом на набережной» (75 и 76 годы – даты официального окончания этих работ, писались практически одновременно).

Все тексты автономны, друг с другом сюжетно практически не связаны.

Романы «Старик » (76 год) и «Время и место » (80 год). Объемный романный образ мира в них представлен, в чем-то примыкают к циклу городских повестей. Теперь подробнее о названных выше произведениях.

С конца 60-х годов Трифонов – в центре внимания. Его проза не так успешна с точки зрения официальной оценки. Критика того времени считала, что Трифонов погружается в мелкие заботы, не уделяя должного внимания эпическим событиям, в плане философском как будто бы мельчает, не задумывается о философских вопросах, а погружен в мелочные, бытовые вопросы. Сам Трифонов нервно реагировал на эти упреки в бытописательстве. Для Трифонова в его творческом мышлении нет разделения на быт. По творческой мысли в повествовании нет фиксации моментов, 5-тиминуток бытия. Трифонов уверен в своей манере, умении создавать образ живой жизни, повседневной жизни с помощью точных деталей, которые оказываются значимыми, знаками слитности, неразделимости повседневного начала. Это общий пафос художественного творчества:

1) Неразделимость быта и бытия.

2) Внимание к мельчайшим подробностям своих героев.

Важное место занимает в его творчестве ощущение слитности и неразделимости не только быта и бытия, но и мира. Трифонов не работает с потоком сознания, для него эта форма кажется искусственной. Искусство (в том числе и словесное) не является прямой фотографией, это имитация. Трифонов стремится к большей упорядоченности: у него прошлое, настоящее и будущее часто переплетаются, потому что существуют по логике слитности.

Цикл городских повестей Трифонова. Повесть «Обмен ». [На практическом занятии – повесть «Другая жизнь»; см. экранизацию повести «Долгое прощание», режиссер Урсуляк]. Сюжет повести «Обмен» связан с сугубо бытовыми коллизиями, уже в названиями зафиксированными. Имеется в виду обмен квартиры, который тогда был непростой процедуры. У главного героя повести Дмитриева тяжело больна мать Ксения Фёдоровна. Семья Дмитриевых (он, его жена и дочь) живут в однокомнатной квартире, мать Дм тоже живет в однокомнатной квартире. Утро: жена Лена говорит, что лучше было бы, чтобы семья съехалась, и жили бы они вместе с матерью Дмитриева в двухкомнатной квартире. Выясняется, что у Лены плохие отношения со свекровью Ксенией Федоровной. Лена и Ксения Федоровна встречаются с ней только на больших праздниках. Но Лена не запрещает мужу видеться с матерью. Выясняется, что Ксения Федоровна больна, у нее рак желудка, прооперирована в больнице была. Сейчас у нее наблюдается улучшение, ремиссия. [У Солженицына обнаружили еще в лагере опухоль желудка, но он еще долго прожил, не случайно воспринимал жизнь как дар]. Родственники не говорят ей о ее диагнозе, она думает, что ее оперировали из-за язвы желудка. При раке развитие болезни зависит от психологического состояния больного, потому дети стараются беречь мать. В этот момент Лена предлагает съехаться. Понятно почему. В советсткое время в собственности у людей находилось не много жилья (5-10 %). Жилой фонд принадлежал муниципалитету (сейчас Горсовету). По наследству передать эту квартиру уже возможности не было, семьи могли продолжать жить, если были прописаны в этой квартире. Семья Дмитриевых была прописана в своей квартире, а Ксения Федоровна прописана в своей. Дмитриевым эта квартира не достанется. Достанется эта квартира другому человеку, находящемуся в очереди и живущему пока что в коммунальной квартире. Этот выход – съехаться - понимает и просчитывает Лена и ее муж. По-человечески героев можно понять. Почему же тогда Дмитриев на эту здравую мысль Лены он отвечает агрессией? Все дело в тончайших Трифоновских нюансах и деталях. Дело в том, что есть психологический нюанс, который не учитывается в бытовых решениях. КФ не знает, что она больна неизлечимо, но она знает, что Лена не переносит ее. Тогда КФ поймет, почему они переезжают. Переезд Дмитриевых объявит матери смертный приговор. Вот дилемма, перед которой стоит Дмитриев. Обмен квартирами становится обменом нравственным, обменом ценностями. Поэтому на работе он предпринимает нелепые шаги. Он узнает по слухам, что у товарища из соседней лаборатории схожая ситуация произошла, умер тесть, они удачно переехали. Дмитриев пытается с ним поговорить, но Дмитриев неделикатно вторгся к нему, тот его выгоняет. Вечером Дмитриев едет к своей подруге (были романтические отношения недолгие, после чего друзьями хорошими остались). Дмитриеву нужна психологическая поддержка, он не может решиться сделать такое предложение матери. Он говорит с сестрой (приезжает к ней на дачу). Сестра реагирует нервно и категорично, она все понимает. Она практически выгоняет брата, не давая ему поговорить с матерью. Заканчивается повесть благополучно для его семьи. КФ в следующий приезд Дмитриевых сама предлагает им съехаться. Мать чувствует себя не очень хорошо. Мать понимает, о каком обмене шла речь и зачем он приезжал. Она с сожалением смотрит на своего сына и его слабости. Она сама предлагает, чтобы не было на его душе груза. Дальше – эпилог. Ксения Федоровна умерла следующей осенью, семья Дмитриевых благополучно живет в просторной новой квартире. Главное в повести – это отсутствие или оправдание безнравственности своих героев. Трифонов хочет продемонстрировать, что жизнь сама по себе непростая, выборы зачастую оказываются неразрешимыми. Это не оправдывает ни в коем случае Лену и Дмитриева. Есть положительный момент в плане жилищных отношений, но и есть груз вины. Лена – не такая плохая женщина, она видит смысл жизни видит в доме, в любви к Дмитриеву, дочери. Но она думает о том, что растет дочь. Она не ради только своей выгоды, она хочет, чтобы была счастлива ее семья. Он – хороший, любящий человек, но проблемы ее в том, что ее любви хватает только на мужа и на дочь, а на мать мужа не хватает. Не бесчувствие, а недочувствие (это слово снова появится в романе «Старик»). Лена не бесчувственна, но недочувствует. Важна история семьи. Перед нами практически вся жизнь семьи Дмитриевых, семьи Лукьяновых, истории, которые случались с их семьями. Срез сознания героя без потока сознания, подробно конструируется внутренний мир. Не случайно появляется воспоминание о деде Дмитриевых: служил, посажен в лагерь, вышел, после смерти Сталина реабилитирован. Он любил внука своего, в чем-то не понимал. Нравственный максимализм, который достался от деда не внуку, а внучке, сестре Дмитриева. Дача – важное место, получена старым большевиком, дедом много лет назад, детство Дмитриева там прошло. Ситуация на даче: приходит слесарь что-то починить. Дед вызывает Дмитриева деликатно и спрашивает его: тебе не показалось странным, что Лена обращается на «ты» к слесарю, тычет ему. Это непонятно деду. Он деликатен, не делает замечания Лене, но просит задуматься молодежь о недопустимости подобной ситуации. В такой ничего не значащем «ты» звучит неуважение. Она подчеркивает, что она – хозяйка, владелица, а его статус гораздо ниже. [Так обращается часто начальник к человеку ниже его по статусу, так не должно быть, должно быть взаимное уважение]. Чтобы понять героя, нужно понять историю их семьи, как выстраиваются отношения.

«Дом на набережной ». В емком, сжатом виде представлен мир бытия (см. первый абзац): отношения бытия и мира, мира и человека, наслоение и соединение в повествовании. Эти нити не сами по себе существуют у Трифонова. Главный герой - Гриша Ребров, историк (занимается историей борьбы революционеров и царской охраны). Таким переплетением слоев повествования, времен, точек зрения, взглядов, голосов героев представляется трифоновское повествование («Обмен», «Дом на набережной», «Долгое прощание» и в других текстах).